Sunday, January 11, 2015

3/15 Дети ГУЛАГа

ДЕТИ ГУЛАГА 1918-1956
№ 55
ИЗ ДОКЛАДНОЙ ЗАПИСКИ МАЙКОПСКОГО ОКРУЖНОГО ПРОКУРОРА О НЕДОЧЕТАХ ВО ВРЕМЯ ОПИСИ ИМУЩЕСТВА У КУЛАКОВ
Крайком ВКП(б) тов. Андрееву и Иванову КИК тов. Пивоварову КрайКК тов. Ларину
<1930г.>
В ст. Лабинской у кулаков Самсоненко, Волкова и Смычкова было описано и изъято все до основания, как-то: постельная принадлежность, домашняя утварь, носильные вещи. Были случаи, что у Самсоненко и Смычкова были сняты с ног валенки и сапоги, а также у их детей ботинки.
Там же у кулака Иронова комиссия приказала его дочери снять с себя осеннее пальто и ботинки. Когда последняя отказалась, то тут же немедленно была арестована.
Государственный архив Ростовской области. Ф. 1485. Оп. 8. Ед. хр. 203. Л. 89. № 56
ИЗ МАТЕРИАЛОВ Ш-го ВСЕРОССИЙСКОГО СЪЕЗДА ПО ОХРАНЕ ДЕТСТВА
9 мая 1930 г.
О труддомах для несовершеннолетних правонарушителей (Доклад НКВД — тов. Шестакова)
В сегодняшнем своем сообщении я коснусь тех мероприятий, которые были проделаны в труддомах: Новочеркасском на Северном Кавказе, Московском и Саратовском. Как Деткомиссии известно, мы имеем 7 труддомов и наиболее ценными из них являются: Московский, Новочеркасский и Саратовский.
В этом году Московский труддом пережил кризис, с одной стороны, руководства, а с другой — работа этого учреждения разваливалась вследствие частой присылки беспризорных, подбираемых с улиц чрезвычайными Комиссиями. В отношении этого дома мы провели организационно-финансовую реформу, прикрепив его на правах школы к одному из наших заводов, и таким образом сняли его с государственного бюджета. В течение тех лет, когда у нас содержалось ребят 250 человек, дом нам стоил от 150 до 180 ООО рублей, прикрепив же его к заводу «Экспресс», на котором работают бывшие заключенные, ныне патронируемые, мы имеем как бы некоторую самоокупаемость этого учреждения, но самоокупаемость эта видимая, так как дом все же съедает средств достаточно. Имеются некоторые достижения в смысле внутреннего содержания и распорядка; ребята имеют более приличный вид, чем имели его до сих пор. Но, безусловно, есть еще и недостатки, например, недостаточно развернуто массовое техническое образование. Те предприятия, которые находятся на территории труддома, имеют в своей основе коммерческий расчет35, и в этой части предстоит большая работа. По Моструддому состоялось решение замоскворецкой организации, которая предлагает этот дом вывести за город, в частности, рекомендуя опыт коммуны ОГПУ. Рекомендовать же нам этого нельзя, так как ребята у нас такие, которые в коммуне ОГПУ не уживаются. Но все же мы пошли по этому пути и

ГЛАВА I. «МЫ НАШ, МЫ НОВЫЙ МИР ПОСТРОИМ...» 1918-1936 гг.
95
решили использовать одну из возможностей — возможность получения одного польского монастыря, находящегося недалеко от Москвы и представляющего собой благоустроенный совхоз, в котором можно распределить до 150 ребят, но сразу заполнить этот совхоз всеми ребятами не удается, так как даже группа ребят, переведенная туда, частью разбежалась. Человек, который их вез, рассказывает, что не успели сесть в трамвай и проехать несколько кварталов, как публика стала кричать, что у одного нет кошелька, у другого нет портфеля и т. д. При молочном хозяйстве и птицеводстве ребят, конечно, прикрепить не удастся, это не выдерживает критики, и перейти на положение открытого учреждения мы не сможем. Вот какое положение мы имеем по Москве.
Что мы проделали по Новочеркасску? Новочеркасск находится на особом положении, так как предполагалось поставить его на первое место в Союзе. На Новочеркасский труддом израсходовано очень много средств. На содержание, оборудование этого дома и прочее по госбюджету и по линии Деткомиссий ВЦИК минус средства Край, и Дон. Исполкомов в 1929 г. было израсходовано до 700 ООО руб., кроме того, необходимо учесть, что ребята в полном комплекте не содержались. В Новочеркасске мы имели довольно безотрадную картину. В своем акте мы отметили о имевших там место бунтах и о тех непорядках, с которыми пришлось столкнуться и которые разъедали учреждение — приводили его в большому кризису. Дом этот рассчитан на 500 человек и делится на два отделения: индустриальное и сельскохозяйственное. Предполагалось, что там будут подготовляться высококвалифицированные рабочие и в соответствии с этим давались большие средства на оборудование мастерских. Мы этого, к сожалению, не нашли и вынуждены были поставить в Крайисполкоме вопрос о перспективах этого дома, так как без этого будут и побеги, и будут продолжаться все те беспорядки, которые имели место в прошлом. Крайисполком, заслушав доклад, принял следующее решение: прикрепить этот дом к крупнейшим заводам — Комбайн и Сельмашстрою, а сельскохозяйственное отделение — к совхозу «Гигант». Этим организациям вменялось в обязанность проследить за построением плана, а также за развертыванием мастерских. Кроме того, Крайисполком принял решение в отношении пересмотра аппарата этого учреждения и предоставления местной администрации права подбора людей независимо от местной биржи труда. Крайисполком также дал установку местной организации в смысле ответственности за это учреждение, которое до сих пор как бы находилось под протекторатом Москвы. Одновременно, мы со своей стороны обещали денежное вложение, так как, безусловно, идея прикрепления к таким гигантам очень хороша. По линии НКВД с участием бюджета Деткомиссий ВЦИК мы сумели выделить на новое строительство этого дома еще 120 000 рублей. Я недавно выезжала в Новочеркасск для того, чтобы дело, которое было завернуто в феврале, не оказалось бы благим пожеланием, потому что по этому дому выносилось так много постановлений, что ими можно было бы вымостить весь ад36. В связи с этим вновь был поставлен этот вопрос, и сейчас в Ростове занимается специальная комиссия, которой вменено в обязанность оформить прикрепление дома к вышеназванным заводам. Этой комиссии предложено построить план расходования отпуска на мастерские 120.000 руб., таким образом, чтобы мы не имели тех дефектов, которыми был отмечен весь организационный период этого дома. В отношении Новочеркасска мы получили максимальные возможности, и эту реформу следовало бы практиковать и в других местностях.
На Северном Кавказе сейчас имеется тенденция спихнуть все детучреждения в труддом для несовершеннолетних правонарушителей. В этом отношении Отделы Народного Образования становятся на путь наименьшего сопротивления.

96
ДЕТИ ГУЛАГА 1918-1956
Всех детей, с которыми они не могут справится, которые являются трудными, они стараются сплавить в наши учреждения. Я думаю, что всех беспризорных посадить в тюрьму нельзя, и на это надо обратить внимание. Я поставила на Бюро Краевого Комитета комсомола вопрос о всей беспризорности в целом и в частности о беспризорности на Северном Кавказе, принявшей угрожающие размеры. В соответствии с этим было вынесено решение, по которому на ближайшем заседании Крайкомитета должен быть заслушан доклад Краевой Деткомиссии, между прочим, последняя ни разу не толкала Бюро Крайкомитета, в то время как есть решение, что комсомол должен принимать деятельное участие в борьбе с детской беспризорностью. Сейчас Крайкомитет ставит вопрос перед ЦК Комсомола о пересмотре вопроса о детской беспризорности и об открытии широкой дискуссии на страницах «Комсомольской Правды», если в коммуне ОГПУ действительно так хорошо, то нужно брать пример с последней, но чтобы эта коммуна не была за 10-ю стенами, если плохо, то нужно говорить — плохо и общими усилиями ликвидировать прорыв в нашей работе.
Наконец необходимо коснуться Саратовского дома для социально опасного элемента. В этот дом направлены ребята, с которыми нельзя было нигде работать. Я была в Саратове несколько недель тому назад и должна сказать, что этот дом, в смысле заключения в советских условиях, представляет собой самую жуткую старую царскую тюрьму. Помещение старое, невероятно грязное, с темными коридорами, и ребята, которые находились в этой тюрьме, представляли невероятно жуткую картину. Мы поставили вопрос, почему по Саратову наблюдается такая картина, и наткнулись на общее положения для всех труд-домов: весь административный персонал направлен на различные кампании (посевная и другие), и дети предоставлены надзирателям и самим себе. Идет полнейшее разбазаривание средств. Следить некому, и на текущий счет ребят списывается все имущество, которого они, может быть, и не износили. Установить это очень трудно, так как система учета чрезвычайно запутанная. Сделав вывод, что нам не найти больших руководителей для этого дела, мы пришли к заключению, что этот дом для социально опасных детей нужно прикрепить к бывшему Саратовскому изолятору. Как это не странно, но условия содержания взрослых оказались лучше, чем содержание детей. Производства колонии для взрослых имеют большие возможности для использования этих ребят, ребята там рассосутся, и труддом не будет представлять из себя того очага бунта, который вскрылся по Саратову. Мы прикрепили труддом к этому бывшему изолятору, теперь трудовой колонии, и смогли в отношении этого учреждения выкроить известную сумму на капитальное вложение, мы сумели получить до 45 ООО руб. для улучшения бытовых условий труддома, и, кроме того, перестройка всей тюрьмы возложена на начальника <...>, за его счет. Вчера из Саратова приехал один товарищ и говорит, что все уже проводится в жизнь, ребята прикреплены и работают.
Кроме Московского, Новочеркасского и Саратовского домов, у нас еще имеются труддома в Верхотурье, Вятке и Ленинграде. <...>
Из заключительного слова тов. Шестаковой
У нас за последнее время наблюдается увеличение детской беспризорности в целом ряде районов, и социальный корень этой беспризорности несколько иной, чем был до сих пор, в частности, совершенно не нужно отмахиваться от того, что раскулачивание и вся эта проблема ударила как следует по детской беспризорности в смысле ее увеличения и увеличения количества детей-преступников.

ГЛАВА I. «МЫ НАШ, МЫ НОВЫЙ МИР ПОСТРОИМ..■» 1918-1936 гг.
97
Может быть, это несколько резкая постановка вопроса, но она вытекает из того, что детская беспризорность создает привилегированное положение для детей. Если вы возьмете законодательство, то увидите, что беспризорность дает право поступления на фабрики и заводы, и этим пользуются. Над этим, товарищи, надо задуматься. Через детскую преступность дети приобщаются к рабочему классу. Детская беспризорность упирается в центральную проблему социалистического перевоспитания всех детей. Дети служащих идут на преступление, чтобы через труддом попасть на Сталинградстрой и т. д. На этот вопрос необходимо обратить наше самое серьезное внимание. <...>
Необходимо сказать несколько слов относительно кадров и внимания в этому вопросу. Товарищи! Кадров у нас нет. Во всей системе детучреждений у нас имеются лишь всякие отбросы, и этим отбросам по существу зачастую предлагается дело, которое может быть сделано только при энтузиазме, знании и силе. Мы имеем формальное рвачество. Педагоги нам предъявляют иногда такие иски, от которых поднимаются волосы. На детей тратятся значительные средства, а средства эти зачастую съедаются педагогами.
Мы имеем сейчас такое положение, что отпускаем деньги, а расходовать их некому. Имеем такое положение, что завхозы уезжают, не передавая ценностей, а когда возвращаются, то найти их уже на могут. Местные организации расходуют средства не по назначению. По одному Северному Кавказу из средств Деткомиссий израсходовано на командировки 5000 руб. Учреждения иногда дают по 989 командировочных дней в течение одного года. Можно ли при таких условиях работать? Работать чрезвычайно трудно, и надо удивляться, как мы дважды на Северном Кавказе заставили Крайисполком заниматься этим вопросом. Я считаю, что мы вступили в такой период, когда требуются новые организационные формы как нашей работы, так и взаимоотношений. Пора прекратить грызню, которая мешает работать.
ГАРФ. Ф. 5207. Оп. 3. Д. 16. Лл. 16, 10-12, 17-17 об. Копия. Машинопись.
Из содоклада прокуратуры (тов. Перель)
Необходимо, товарищи, отметить, что меры применяемые к несовершеннолетним правонарушителям, оказались намного суровее, чем в отношении взрослых. Коллегией Наркомюста сейчас зафиксировано, что изымание несовершеннолетних правонарушителей есть мера социальной защиты. В частности, в Москве мы изымаем, договариваемся с трудцомом и передаем в него несовершеннолетних правонарушителей, снимая с последних временно меру социальной защиты. В труддоме над ними ведется соответствующая работа, и только тогда, когда у подростка не проявляется никакой активности в общественно-трудовой жизни и т. п., только тогда приговор приводится в исполнение. Нужно отметить, что суды совершенно не считались с законодательством, которое Правительство дало в Уголовном Кодексе в отношении подростков. Судья вместо года дает парню 5 лет, объясняя это тем, что «тебя ничем не запугаешь, ты молод, а поэтому я с тобой разделаюсь». Кроме того, и принцип трудового законодательства также не проводится в жизнь в отношении того, чтобы возвращать детей к трудовому общежитию. Все дома для несовершеннолетних правонарушителей чрезвычайно бедны кадрами; воспитательский персонал туда не идет, так как чрезвычайно мизерные ставки, работники труддомов получают нищенское содержание. Мы сделали вывод, что в труддомах дети только разла

98
ДЕТИ ГУЛАГА 1918-1956
гались, так как рецидивисты совершенно не были обособлены от случайных. Производственная деятельность домов сводилась к коммерческому характеру, они не были фабрично-заводскими ученичествами. Некоторые пытались оправдаться и говорили, что «мы чуть ли не переходим на самоокупаемость». Необходимо еще также отметить полное отсутствие в труддомах партийного состава работников.
Ко всем этому нужно добавить, что с ребятами были очень грубы: кричали, били. Отношение между администрацией и подростками невозможное, были даже террористические акты.
Считаю необходимым подчеркнуть, что мы имеем в этих домах значительное количество больных детей, а также чрезвычайно развитые онанизм и педерастию. Я, товарищи, демонстрирую только по Москве, но разве, например, в Вятке лучше. Нет, не лучше, и в этом отношении никто не идет навстречу. На моих глазах повесился один парень, он был явно больной, его направили в Нарком-здрав, но Наркомздрав вернул его обратно, и он повесился. Это лишний раз доказывает, как несерьезно относятся к этому делу. В труддомах мы имеем значительное количество людей, которые начали курить, тяжелых неврастеников, имеется много психоневротиков. Положение домов чрезвычайно тяжелое.
Наблюдались случаи, когда Комиссия направляла до совершеннолетия ребят, не ужившихся в школьном коллективе. Вы представляете себе, что получалось, когда наряду с ребенком, не ужившимся в детском коллективе, сидит насильник, убийца и т. д.
В общих местах лишения свободы Правительство должно будет пойти на чрезвычайные мероприятия. Мы обращаем внимание Деткомиссии на то, что примерно 10 ООО ребят содержится в общих местах лишения свободы. Связи с общественностью никакой не было, дома предоставлены самим себе. Наш районный прокурор умудрился за два года не побывать ни разу в подведомственных ему учреждениях, не говоря уже о комсомоле, жен. делегатках и других организациях.
Нужно остановиться на вопросе населения наших труддомов, действительно ли там сидят только одни правонарушители? МУР в Москве пошел по линии наименьшего сопротивления, и ему в этом даже помогали некоторые органы вместе с прокуратурой и судом. Делают, скажем, облаву. Нужно ребят изъять. Московский отдел Народного Образования перегрузил все свои дома, мест нет, и тогда вспоминают, что имеется прекрасное место — Моструддом. Комиссия вызывает парня, посмотрит на него и направляет в труддом, когда у него нет ни единого привода, ни единой судимости. Парень просто приехал в Москву посмотреть Мавзолей Ильича, обратно ехать не хватило денег, и он шатается на вокзале два дня, понятно на вокзале ему не место, но вот он попадается дежурному агенту ОГПУ, который передает его в Комиссию, а из Комиссии его направляют в труддом. Мало того, был случай, что один пионер приехал на пионерский слет, а попал в МУР и оттуда в труддом. Я лично обнаружил, что МУРом незаконно водворено и содержалось в труддомах из 200 — 43 человека, из которых 24 имели родителей.
<...>
Если мы выводим в открытые лагеря ОГПУ взрослых, то для ребят тем более нужно организовывать открытого типа колонии, но, конечно, препятствуя побегам. Ребята в коммунах с сельскохозяйственным уклоном обычно уживаются хуже, чем с индустриальным. Саровская коммуна иллюстрирует это лучше всего. Примерно из 2000 человек оттуда бежали 1400. В Орловской коммуне, где занимаются ремонтом походных кухонь, ребята все-таки удерживаются. Когда

ГЛАВА I. «МЫ НАШ, МЫ НОВЫЙ МИР ПОСТРОИМ...» 1918-1936 гг.
99
мы говорим об открытии коммун, нам отвечают, что для этого дела нужны значительные средства, а сейчас разве лучше?
Необходимо еще отметить третье, что НКВД, Наркомтруд, Наркомпрос и ОГПУ — все занимаются несовершеннолетними; все это основные Наркоматы, которые имеют определенные государственные средства. Это безусловно ненормально. Необходимо все дело сосредоточить в каком-нибудь одном месте. В беседе с тов. Эпштейном последний высказался за то, чтобы труддома для несовершеннолетних правонарушителей находились в системе учреждений Наркомпроса. <...>
Мы хотим от Деткомиссий (правда, Наркомпрос нас сбивает с толку, так как не дает никакого ответа), чтобы она сегодня высказала свое принципиальное мнение в отношении того, считает ли она целесообразной наблюдающуюся сейчас распыленность в работе с несовершеннолетними правонарушителями.
Когда мы ликвидируем беспризорность, как в Ленинграде, а задание Правительства по Москве не выполнено, то это значительно сузит контингент нашего населения. МУР сейчас забирает в ночь по 450 человек, и, если будет меньше беспризорных, мы будем получать меньший контингент правонарушителей.
Выводы таковы: нужно, с одной стороны, ударить по беспризорности, с другой — сделать учреждения не проходными дворами и третье — задерживать элемент, который действительно получит трудовые навыки.
ГАРФ. Ф. 5207. Оп. 3. Д. 16. Лл. 22, 23-23 об., 24-24 об. Копия. Машинопись. № 57
ПОСТАНОВЛЕНИЕ ВЦИК И СНК РСФСР «ПО ДОКЛАДУ ДЕТКОМИССИЙ ПРИ ВЦИК И НКПРОСА РСФСР О ХОДЕ РАБОТЫ ПО БОРЬБЕ С ДЕТСКОЙ БЕСПРИЗОРНОСТЬЮ»
Заслушав доклад Деткомиссий при ВЦИК и НКПроса РСФСР о ходе работы по борьбе с детской беспризорностью, Всероссийский Центральный Исполнительный Комитет и Совет Народных Комиссаров РСФСР констатируют, что:
1. Несмотря на ряд достижений в деле борьбы с детской беспризорностью, местные исполнительные комитеты и советы, также органы народного образования не приняли всех мер к ликвидации уличной беспризорности и к улучшению положения детских домов, согласно постановлений Всероссийского Центрального Исполнительного Комитета и Совета Народных Комиссаров РСФСР от 20 июня 1927 года и от 17 июля 1929 года о плановой работе по борьбе с детской беспризорностью (Собр. Узак. 1927 г., № 65, ст. 446 и 1929 г., № 56, ст. 547).
2. Детские дома все еще находятся в чрезвычайно тяжелом положении, в частности:
а) имеет место резкое сокращение сети детских домов, а также уменьшение контингента воспитанников в них;
б) наблюдается переброска детских домов из нанимаемых ими помещений в значительно худшие, а также перевод их из одного города в другой или из городов в сельские местности, причем эти переброски не вызываются интересами детей и задачами их трудового воспитания;
в) помещения детских домов находятся в антисанитарном состоянии;
г) установленные местными исполкомами нормы расходов на питание, обмундирование и учебно-хозяйственные нужды воспитанников детских домов являются совершенно недостаточными.

100
ДЕТИ ГУЛАГА 1918-1956
И.
В целях устранения отмеченных недочетов и для полной ликвидации детской беспризорности Всероссийский Центральный Исполнительный Комитет и Совет Народных Комиссаров РСФСР постановляют:
I. Предложить советам народных комиссаров автономных республик, краевым и областным исполкомам под личную ответственность их председателей принять срочные меры к проверке выполнения на местах постановления Всероссийского Центрального Исполнительного Комитета и Совета Народных Комиссаров РСФСР от 17 июля 1929 г., по докладу НКПроса и Деткомиссии ВЦИК (Собр. Узак. 1929 г., № 56, ст. 547). <...>
8. Предложить местным исполкомам срочно организовать специальные детские дома для трудно-воспитуемых детей, изъяв их из существующей сети детских домов.
Предложить НКПросу РСФСР дать указание местным органам народного образования о типе и порядке организации Учреждений для трудно-воспитуемых детей и подростков.
9. Отметить невыполнение НКТрудом и НКЗдравом РСФСР постановления Всероссийского Центрального Исполнительного Комитета и Совета Народных Комиссаров РСФСР от 17 июля 1929 г. (Собр. Узак. 1929 г., № 56, ст. 547) о борьбе с беспризорностью подростков старше 16 лет и НКЗдравом РСФСР о санитарно-лечебном обслуживании детских домов. Предложить НКТруду и НКЗдраву РСФСР в течение 1931 года осуществить все возложенные на них указанным постановлением мероприятия.
10. В связи с предоставлением краевым (областным) комиссиям по делам о несовершеннолетних права надзора над деятельностью нижестоящих комиссий (Собр. Узак. 1929 г., № 78, ст. 763) — Центральную Междуведомственную Комиссию по делам о несовершеннолетних при НКПросе РСФСР ликвидировать, возложив руководство работой местных комиссий на НКПрос РСФСР.
II. Предложить НКПросу, НКЗдраву РСФСР и местным исполкомам совместно с комиссией по улучшению жизни детей ВЦИК и с привлечением общества «Друг детей» усилить мероприятия по предупреждению беспризорности путем организации материальной и социально-педагогической помощи нуждающимся и безнадзорным детям.
В частности:
а) расширить систематическое снабжение одеждой, обувью и учебными пособиями детей малообеспеченных семей, используя для этой цели ассигнования по бюджету социального страхования на помощь детям, средства Деткомиссии и общественных организаций (общество «Друг детей», жилкооперации и др.);
б) всемерно содействовать развитию самодеятельности трудящихся в области организации учреждений общественного воспитания.
12. Возложить руководство детскими домами, а равно организацию борьбы с детской беспризорностью и безнадзорностью в районах на одного из инспекторов по народному образованию при райисполкомах.
13. Признать необходимым в целях содействия скорейшему улучшению положения детских домов к ускоренному переходу их на трудовое воспитание привлечь к этому делу внимание советской общественности, в частности, профсоюзных организаций, Всесоюзного Ленинского Коммунистического Союза Молодежи, пионерских организаций, общества «Друг детей» и печати.
14. Предложить НКПросу РСФСР по истечении 6 месяцев со дня издания настоящего постановления представить в СНК РСФСР доклад с содокладом

ГЛАВА I. «МЫ НАШ, МЫ НОВЫЙ МИР ПОСТРОИМ.■■» 1918-1936 гг.
101
Деткомиссий при ВЦИК о принятых мерах по улучшению положения детских
домов и по ликвидации детской беспризорности.
Председатель Всероссийского Центрального Исполнительного Комитета М. КАЛИНИН Замест. Председателя Совета Народных Комиссаров РСФСР Д. ЛЕБЕДЬ И. о. Секретаря Всероссийского Центрального Исполнительного Комитета А.И. ДОСОВ
Москва, Кремль 20 ноября 1930 г.
ГАРФ. Ф. 5207. Оп. 3. Д. 15. Лл. 83, 85. Заверенная копия. Машинопись. №58
ПИСЬМО В «ПОЛИТИЧЕСКИЙ КРАСНЫЙ КРЕСТ»
НА ИМЯ Е.П. ПЕШКОВОЙ ОТ ЛЯЛИ И ГАЛИ ДОБРОВОЛЬСКИХ
26 мая 1931г.
Тетя Е.П. Пешкова!
Я к вам обращаюсь с великой просьбой. Нашего отца выслали. Мама совершенно больна. У нее 3-я стадия туберкулеза, она лежит в больнице. Доктора говорят, что есле ей дать питание, то она может еще немного прожить. Но она не служит, и о питании не может быть и разговора.
Нас двое я и сестричка. Мне 12 лет а сестренке 9 лет. Мы пока мама придет из больницы живем у соседей. У нас никаких родственников нет. Была одна тетя, папина сестра, которая нам хоть немножко помогала, но ее тоже выслали. Мама может умереть и мы остаемся на произвол сутьбы. Папа нас взять не может потому что он в концлагере. Умоляем вас помогите нам.
Наш папа после революции был красным командиром в Харькове, в школе червоних старшин потом служил. Аристовали его 17 октября 1930 г. а выслали 9 апреля 1931г. в Киеве. Выслали совершенно не ожидано без объявления приговора в канцлагерь его адрес сейчас Уральская область Красно-Вышерск. лагерь - 6 рота ВЛАДИМИР ИВАНОВИЧ ДОБРОВОЛЬСКИЙ.
А тетю аристовали тоже в Киеве и выслали на вольную высылку на 3 года адрис Коми область Усть-Кулом.
Умоляем вас как либо помочь нам чтобы папа смог взять нас к себе. Ляля и Галя Добровольские наш адрес г. Киев. Андреевская ул. 11 кв. 1.
ГАРФ. Ф. 8409. On. 1. Д. 802. Лл. 183-183 об. Подлинник. Рукопись. № 59
ИЗ ВОСПОМИНАНИЙ ВА. КУДАШКИНА
Отец у меня погиб в 1920 году на фронте, в Красной Армии. Мать осталась с тремя детьми. Семья владела третью мельницы. В 1930 году мать осудили на семь лет, она была тяжело больна, и после больницы ее освободили. В отсутствие матери нас пришли раскулачивать, дома были дети и бабушка, стали выгонять из дома и насильственным путем вышвырнули на улицу. В чем были только одеты и обуты (на ногах лапти), в том и остались. На мне был шубный пиджак, стали меня раздевать и забирать этот пиджак. Я с трудом вырвался и убежал и остался одетым...

102
ДЕТИ ГУЛАГА 1918-1956
Мы попросили соседа и стали жить в его бане. Когда мама вернулась из тюрьмы, мы попросили у одного хозяина старенькую избушку, владельцы которой были на стороне, и стали в ней жить. Бабушка собирала куски по миру. Меня исключили из школы, где я учился в четвертом классе, и я стал плести лапти и ступни людям за крынку молока. Этим закончилась моя учеба. Брат уехал на сторону и там в 1936 году умер от истощения и болезней, бабушка тоже умерла...
Осенью 1939 года, когда я приехал на призыв, меня забраковали в военкомате в связи с раскулачиванием. Тогда я стал умолять, чтобы мне дали хорошую характеристику. И меня взяли служить в Красную Армию. Было столько у меня радости, что я стал в один ряд в строю будущих защитников рубежей нашей родины!..
Потом участвовал в войне, был контужен, ранен. Инвалид второй группы...
КУДАШКИН Владимир Алексеевич, Мордовская АССР, село Мордовские Сыреси
Архив НИПЦ «Мемориал». № 60
ИЗ ВОСПОМИНАНИЙ К.А. СТРУСЕВИЧ
Много лет перед глазами видится портрет Сталина с улыбающейся девочкой Гелей на руках. Он висел почти во всех детских садах и символизировал счастливое детство.
А мне хочется рассказать о нашем «счастливом» детстве, молодости и вот уже наступившей старости.
В семье нас было пятеро — отец, мать и три сестры. Обычная крестьянская семья. Счастливыми днями для нас, детей, были праздники: в эти дни мы собирались вместе, приходили соседи, знакомые.
В 1930 году, когда началась коллективизация, и в наш дом пришли горе и страх. В один из дней заявились активисты из сельского Совета и все конфисковали, все имущество, увели скот. Три дня держали на железнодорожной станции. Когда из окрестных сел свезли еще таких же, как мы, подогнали товарные вагоны.
Везли нас несколько дней. Выгрузили на станции Шалакуша, прямо на снег в тридцатиградусный мороз, подогнали подводы, детей усадили, а взрослые шли пешком, глухой тайгой по бездорожью, я с сестрой заболела корью, на остановках подходила к нам мама и рыдала от горя. Шел целый обоз, по пути разгружали, где были охотничьи, рыбацкие, сенокосные избушки. Нас несколько семей выгрузили на Нюк-Плесе, это по речке Черная в Верхоледском Совете, стояли там 2 избушки с маленькими оконцами, с печками из камня, как в деревенской бане, топились по черному, когда топили, то все выходили на улицу, разжигали костер, кругом усаживались все; кто пел, кто плакал. В избе были сделаны двойные нары, настелили сена и так семьями размещались друг за другом, согревались и засыпали. Вскоре всех мужчин угнали на лесоповал и на стройку бараков, к осени перевезли с Нюк-Плеса в поселок Черный, там уже было построено 10 бараков по 8 комнат, в которых размещали не по одной семье, был построен отдельный домик для коменданта. Нас разместили вначале в 7-й, затем, когда еще выстроили, в 12-й барак. Жили впроголодь, хлеб сосали, как конфету, люди болели, замерзали, не успевали хоронить. Работали много и тяжело, рубили лес, корчевали пни, разрабатывали землю, в основном одна глина и камень, вырабатывали кирпич, строили, клали печи в бараках, эти люди умели все и умели работать.

ГЛАВА I. «МЫ НАШ, МЫ НОВЫЙ МИР ПОСТРОИМ...» 1918-1936 гг.
103
Были в поселках начальные школы. После ее окончания дальше учиться посылали по распоряжению коменданта; родители своими детьми не распоряжались.
Сестер я не уберегла. Самая младшая умерла в возрасте 16 лет от ленокордо-дистрофии, вторая — всю жизнь нуждается в моей помощи: с 1947 года инвалид 1-й группы (последствия переживаний). Я всю жизнь работала и помогала сестрам.
И вот благодаря Архангельской областной организации «Совесть» я через 53 года узнала горькую правду об отце.
В январе 1937 года умерла мама, а в сентябре расстреляли отца. Реабилитирован, но нам от этого легче не стало, я счастлива тем, что дожила до того времени, о каком еще в 30-е годы сказал отец: «Придет время, когда о нас еще напишут». Он понимал, что в стране происходит что-то страшное.
К.А. СТРУСЕВИЧ, г. Архангельск
ГУЛАГ на Севере. Архангельск, 1991. Авторы-составители М. Буторин, А. Сметанин. С. 20-24.
№61
ИЗ ДОКЛАДНОЙ ЗАПИСКИ НАЧАЛЬНИКА ГУМЗ И.А. АПЕТЕРА В ДЕТКОМИССИЮ ПРИ ВЦИК «О СОСТОЯНИИ ТРУДОВЫХ ДОМОВ И ПЕРСПЕКТИВЫ ЛИКВИДАЦИИ ПОДРОСТКОВОГО РЕЦИДИВА В НАШЕЙ СТРАНЕ»
6 апреля 1931 г. г. Москва
На 3-м Всероссийском съезде по охране детства в мае 1930 г. был поставлен вопрос, заострявший внимание общественности и правительственных органов на пересмотре всей системы воспитания подростков-правонарушителей.
Созданная к этому времени система «воспитания» помещением подростков в общие места заключения, а также и в труддома, которые по целому ряду причин являлись худшим видом детских тюрем, привела к тому, что мы за годы восстановительного периода, вольно или невольно, формировали нашей уголовной политикой и исправительно-трудовой практикой не одну тысячу т. н. упорных рецидивистов.
Вокруг факта содержания подростков в общих местах заключения и труддомах НКВД не без основания сложилось самое отрицательное общественное мнение, которое, однако, практической помощи этому делу не оказало. Наоборот, оно привело к тому, что не только труддома, но и сами подростки, помещенные в них, стали считаться чем то позорным в нашей действительности. Ими никто не хотел заниматься, а в результате эта часть молодняка оказалась вне подросткового законодательства и по системе народного образования и по системе органов труда.
В 1930 году создалась обстановка совершенно нетерпимого положения, когда нужно было наконец кардинально решить будущее этих детей и той системы воспитательных мероприятий, которые бы максимально обеспечивали их возвращение в трудовой коллектив.
К этому времени мы имели резко выраженные формы протеста подростков правонарушителей против «тюрьмы», против труддома, против всей системы нашей уголовной политики и главное — против бесперспективности их существования.

104
ДЕТИ ГУЛАГА 1918-1956
Протестуя, они не останавливались даже перед членовредительством, в знак протеста делали на стенах в местах заключения и труддомах антисоветские надписи, устраивали массовые бунты и побеги.
Трудовая подготовка их, как правило, отсутствовала, а там, где она была, имела зародышевые формы и дальше обучения сапожному, портновскому и другим подобным ремеслам с будущим кустаря-одиночки не шла.
Находились даже такие «идеологи», — которые вообще, и с научной точки зрения в частности, доказывали невозможность включения этой категории молодняка в индустриальную промышленность и особенно по металлообработке, на том основании, что для воров это дело неподходящее, так как, давая им слесарные и токарные квалификации, мы тем самый готовим из них высококвалифицированных взломщиков.
Судебная политика этого времени также отличалась большой неустойчивостью и пестротой, преследуя главным образом идею наказания подростков, принуждая их то к краткосрочному лишению свободы, то к вольной высылке; то просто к ссылке в отдаленные местности, совершенно не заботясь о том, что будут делать в отдаленных местностях и без средств эти высланные и ссыльные подростки и без пристанища.
Ликвидация безработицы и растущая потребность промышленности в кадрах квалифицированных рабочих, которая особенно остро встала перед нами в 1930 году, дала возможность впервые и по социалистическому поставить во всю ширь проблему воспитания подростков-правонарушителей, как проблему подготовки из них индустриальных рабочих.
<...>
Предварительный психотехнический отбор, который мы в качестве опыта проводим сейчас по Москве, дает следующие показатели: из 300 человек, прибывших из разных учреждений МУРа, МОНО и просто с улицы, оказались 75% годными быть токарями по металлу, т. е. наиболее полноценные, 10% условно годными быть использованными для работы по металлу и лишь 15% упало на психических и физических инвалидов, в отношении которых трудовая подготовка также не исключена, но должна быть построена с учетом их специфической профнепригодности.
<...>
Физическое оздоровление подростков-правонарушителей и привитие им трудовой и бытовой дисциплины, учитывая всю их прошлую жизнь, ставится по линии обязательной физкультуры и допризывной военной подготовки в школах ФЗУ НКЮ под руководством специальных работников воинских частей.
Опыт своеобразной военизации одной из школ ФЗУ НКЮ, а именно Саратовской, которая перенесла в быт и одежду воспитанников ряд элементов из жизни красной армии, дал самые блестящие результаты и пробудил у воспитанников такое чувство дисциплины и самодисциплины, своеобразной гордости и превосходства в отношении одежды и в обращении, чего мы не могли добиться раньше никакими другими методами, вплоть до административных воздействий.
Это послужило основанием к наметившемуся перелому в отношении к бывшему Саратовскому труддому для социально-опасных подростков-правонарушителей, не только у общественности, но и просто у саратовских обывателей, которые стали совершенно по иному относиться к этому учреждению и его воспитанникам.
Построенная на принципах военизации работа самоуправления этой школы совершенно изменила лицо бывшего Саратовского труддома и позволяет в этом году с начала строительного сезона снять решетки и довести за счет нового строительства (надстройка этажей) число мест в школе ФЗУ до 400.

ГЛАВА I. «МЫ НАШ, МЫ НОВЫЙ МИР ПОСТРОИМ.,■» 1918-1936 гг.
105
В этой школе впервые введены зеркала в коридорах, цветы, картины, дорожки, которые не только не уничтожаются, но оберегаются самим коллективом воспитанников, и не случайно один из подростков из категорий т. н. «социально-опасных» пишет из этой школы в газету «К Трудовому Общежитию», которая подняла кампанию за реформу «детских тюрем», — поэму, посвященную Инструментальстрою, которую он начинает словами: «Мы рождены, чтоб сказку сделать былью и из тюрьмы построить школу ФЗУ». (Саратовская школа действительно размещена в переоборудованной и совершенно неузнаваемой бывшей царской каторжной Саратовской тюрьме.)
Этот опыт перенесения некоторых методов работы красной армии после соответствующего, конечно, обследования со стороны Осоавиахима, должен получить рекомендацию для всех подобных домов в системе НКЮста.
Начальник Главного Управления местами заключения
И.АПЕТЕР
ГАРФ. Ф. 5207. Оп. 3. Д. 16. Лл. 28, 30, 36-37. Подлинник. Машинопись.
№ 62
СПРАВКА О НОРМАХ ДЛЯ ЧЛЕНОВ СЕМЕЙСТВ СПЕЦПЕРЕСЕЛЕНЦЕВ
9 июля 1931 г.
Для членов семьи спецпереселенцев устанавливаются следующие нормы:
Для занятых в сельск. хоз.
муки — 200 гр. рыбы — 75 гр.
крупы — 25 гр. сахару — 12 гр.
Для занятых в промышленности>
муки — 300 гр. рыбы — 75 гр.
крупы— 30 гр. сахару — 12 гр.
Нач. Главного управления
лагерями ОГПУ КОГАН
Неизвестная Россия. XX век. М., 1992. —Книга 1. С. 230-231.
№ 63
ЗАПИСКА ЗАМЕСТИТЕЛЯ ПРЕДСЕДАТЕЛЯ ВСНХ СССР
А.М. ФУШМАНА ПРЕДСЕДАТЕЛЮ СНК - СТО
В.М. МОЛОТОВУ О ПРОДСНАБЖЕНИИ СПЕЦПЕРЕСЕЛЕНЦЕВ
13 июля 1931 г.
Главн. Упр. Испр. Труд. Лагерями ОГПУ по особому соглашению передает в распоряжение Союзлеспрома 530.325 человек спецпереселенцев (125 т. семей). По уточнению, цифра принята = 625 т. чел.
Продснабжение их возлагается на Союзлеспром. По договоренности Союз-наркомснаба и ОГПУ — соотношение работающих и неработающих принято 3:2.
Спецпереселенцы, работающие на лесозаготовках, будут снабжаться за счет целевых фондов, отпускаемых на лесозаготовках, и для этой группы спецпереселенцев, т. е. для 375 тыс. человек требуется отпуск только на 15 дней — пока

106
ДЕТИ ГУЛАГА 1918-1956
они устроятся на местах и приступят к лесозаготовкам. Для остальных, т. е. для 250 тыс. человек (нетрудоспособные, малолетние), фонды продснабжения должны быть отпущены в 3-м квартале на 92 дня (июль — сентябрь).
Соответствующая заявка на Продснабжение, рассчитанная по нормам, указанным Союзнаркомснабом, ему представленная на отпуск фондов в распоряжение Союзнаркомснаба задерживается.
Между тем, с мест поступают сообщения (Урал, Казахстан), что для питания прибывающих спецпереселенцев фондов на местах не имеется.
Зам. пред. ВСНХ СССР ФУШМАН Неизвестная Россия. XX век. М., 1992.— Книга 1. С. 234.
№ 64
ИЗ ДОКЛАДНОЙ ЗАПИСКИ В УПРАВЛЕНИЕ ЛАГЕРЯМИ ОПТУ О СОСТОЯНИИ СПЕЦПЕРЕСЕЛЕНЦЕВ В ВОСТОЧНО-СИБИРСКОМ КРАЕ
17 июля 1931 г.
<...> Поскольку в Сибирь были направлены только главы семей, постольку они в подавляющем большинстве, как одинокие, и бежали. Также бегут по этой же причине и женщины с детьми, мужья которых находятся в других местах СССР, в частности, в Архангельске, в лагерях ОГПУ и т. д. Другой причиной побегов являются тяжелые бытовые и продовольственные условия, создавшиеся хозорганизациями, использующими спецпереселенцев, а как следствие этого эпидемические заболевания, смертность среди детей и т. д. Другие причины побега носят единичный характер и не являются решающими. <...>
Жилищные условия для размещения спецпереселенцев на сегодняшний день по Краю сильно неблагоприятны. Постоянных поселков расселения спецпереселенцев до сего времени не сорганизовано. Типовых домов по Краю выстроено всего 21, землянок 120, бараков 274, юрт 8. Условия жизни как в своих отстроенных бараках, так тем более в бараках хозорганизаций самые тяжелые. В бараках сплошь и рядом люди набиты до отказа, там же сложены все их монатки, там же на нарах сидят, там же готовят пищу, а как следствие этого невозможная грязь, антисанитария, вшивость и т. п. Отсюда и эпидемические заболевания как среди детей, так равно и среди взрослых. Такое положение зафиксировано абсолютно по всем хозорганизациям, использующим спецпереселенцев. <...>
Сплошь и рядом спецпереселенцы обсчитываются, о своевременной выдаче зарплаты и говорить не приходится — она затягивается нередко до 5-6 месяцев. В отдельных случаях проверочные комиссии прямо характеризуют отношение к спецпереселенцам со стороны хозорганизаций, как к животным. <...>
Сплошь и рядом, преимущественно в лесозаготовительных организациях, спецпереселенцам выдается одна мука и все.
Никаким промтоварным снабжением спецпереселенцы не пользовались.
Медобслуживание также возложено на хозорганизаций, а по существу его фактически нет.
Сумма всех указанных выше условий, плюс отсутствие медпомощи привели к заболеваниям в целом ряде районов тифом, оспой, цингой, корью, скарлатиной и т. д. Смертность на почве заболеваний никем не учитывалась, но особенно среди детей в ряде мест Енисейского, Богучанского и Кежемского районов она носила массовый характер.

ГЛАВА I. «МЫ НАШ, МЫ НОВЫЙ МИР ПОСТРОИМ...» 1918-1936 гг.
107
Как правило, никакой культурной работы ни среди спецпереселенцев, ни среди молодежи, ни среди детей нигде не велось и не ведется. Никаких школ для детей спецпереселенцев не организовано, и дети грамоте не учились.
В текущем году среди спецпереселенцев прямых активных массовых выступлений не было. Это объясняется также и тем, что среди значительной части кулачества существуют настроения о том, что высылка их носит временный характер и они вскоре будут возвращены на родину.
Зам. ПП ОПТУ no ВСК ГАРИН Нач. отдела спецпереселенцев ВЕВЕРС
Неизвестная Россия. XX век. М., 1992. —Книга 1. С. 235-236. № 65
ЗАПИСКА ОПТУ В ДЕТКОМИССИЮ
ПРИ ВЦИК О ДЕТЯХ СПЕЦПЕРЕСЕЛЕНЦЕВ
Секретно № 28826
26 октября 1931 г. г. Москва т. Арановичу
В дополнение к телефонным переговорам, Особая Инспекция при Коллегии ОГПУ сообщает, что дети до 14-летн<его> возраста могут быть, с согласия родителей, взяты желающими на их иждивение.
Н<ачальник> Особой Инспекции при Коллегии ОГПУ ХОЛЩЕВНИКОВ
Секретарь ГЛЕБОВ
ГАРФ. Ф. 5207. Оп. 3. Д. 15. Л. 104. Подлинник. Машинопись. № 66
ИЗ ПОСТАНОВЛЕНИЯ СНК СССР «О ХОЗЯЙСТВЕННОМ УСТРОЙСТВЕ СПЕЦПЕРЕСЕЛЕНЦЕВ В НАРЫМСКОМ КРАЕ»
28 декабря 1931г.
...В числе мероприятий по медобслуживанию и борьбе с детской смертностью обязать Наркомздрав РСФСР в месячный срок укомплектовать Нарымский край средним медперсоналом, направив 30 чел. из Западной Сибири и 40 чел. из других областей РСФСР.
...Обязать ОГПУ ускорить начатое строительство детучреждений и яслей, открыть 5-6 новых больниц не позднее 1 января 1932 г.
...Ввиду большой смертности детей, зависевшей от неудовлетворительного питания, Крайздраву учредить несколько передвижных питательных пунктов на 6 месяцев с единовременным охватом 3000 наиболее слабых детей до восьмилетнего возраста.
Зам. председателя СНК СССР В. КУЙБЫШЕВ Зам. упр. делами СНК СССР И. МИРОШНИКОВ
Центр документации новейшей истории Томской области (в дальнейшем — ОДНИ ТО). Ф.206. On. 1. Д. 1. Л. 8.
Опубликовано: Нарымская хроника. 1930-1945. Трагедия спецпереселенцев. Документы и воспоминания. Составление и комментарии В.Н. Макшеева. М.: Русский путь, 1997. С. 17-18.

108
ДЕТИ ГУЛАГА 1918-1956
№ 67
ПЕРЕПИСКА ОРГАНОВ ПРОКУРАТУРЫ О НЕЗАКОННОЙ ВЫСЫЛКЕ В КАЗАХСТАН ДЕТЕЙ ГРАЖДАНКИ НИКУЛИНОЙ
Письмо члена Президиума ЦКК ВКП(б) А.А. Сольца прокурору Малоархангельского р-на (г. Малоархаягельск ЦЧО) Разоренову
Срочно
Не подлежит оглашению 15 ноября 1931 г. г. Москва
Прошу срочно расследовать основания, послужившие к высылке в Казахстан летом этого года несовершеннолетнего гр. Никулина Гавриила Михайловича 17 лет и его малолетнего брата ученика школы Василия 13 лет. Из них Гавриил Никулин в момент ареста работал в г. Малоархангельске в советском огородном хозяйстве, а Василий проживал у своей бабушки в том же городе. Родители их, как видно из имеющихся у нас документов, оба репрессиям не подвергались и их не высылали (отец по старости и болезням на пенсии, мать работает няней в одном из Московских детдомов). В прошлом году их было раскулачили, но постановлением Комиссии по проверке раскулаченных при М.-Арх. РИКе от 9/VI-30 г. они были восстановлены в правах с возвращением имущества. Никулины имели дом во второй Подгородной слободке, отобранный под красный уголок.
Выясните, почему этих ребят сослали независимо от родителей, кто вынес такое решение, кто его исполнял. Обо всем прошу подробно сообщить с приложением материалов и Вашим заключением по существу не позднее 29 ноября с. г.
Письмо члену Президиума ЦКК ВКП(б) А.А. Сольцу от Прокурора республики
г. Москва
11 января 1932 г.
Секретно
Члену Президиума ЦКК ВКП(б) тов. Сольц
Член Президиума ЦКК ВКП(б) СОЛЬЦ
Уважаемый Арон Александрович!
По Вашему сообщению о высылке детей гр-ки Никулиной — 18-ти летнего Гавриила и 13-ти летнего Василия мною приняты меры к исправлению этого головотяпства и о результатах я Вам дополнительно сообщу.
Что касается Прокурора Малоархангельского района тов. Разоренова мною предложено Облпрокурору тов. Козловскому проверить всю работу тов. Разоренова в целях установления того, является ли случай с Никулиными единичной ошибкой тов. Разоренова или же в его работе такие и им подобные ошибки не случайны с тем, чтобы решить вопрос о возможности оставления т. Разоренова на прокурорской работе.
Одновременно, я обращаю внимание Прокурора ЦЧО тов. Козловского на недопустимость действий Разоренова в данном деле.
О последующем я Вас также уведомлю.
Прокурор республики А ВЫШИНСКИЙ

ГЛАВА I. «МЫ НАШ, МЫ НОВЫЙ МИР ПОСТРОИМ...» 1918-1936 гг.
109
Письмо помощника прокурора Казахской АССР по наблюдению за ОГПУ Денисова члену Президиума ЦКК ВКП(б) тов. Сольцу
17 августа 1932 г. В. Срочно Секретно
Президиум ЦКК ВКП(б) тов. Сольцу на № 35с от 15 июня 1932 г. Прокурору Республики на № сЗО/4469
Получив сообщение от Прокурора Республики об освобождении Никулиных: Василия и Гавриила 15/IV с. г., нами 16/IV было дано распоряжение Карагандинскому Облпрокурору о наблюдении за исполнением данного постановления. Помимо этого, 25 мая и 19 июля был сделан телеграфный запрос Облпрокурору по этому вопросу и, наконец, одновременно с этим в последний раз запрошен Облпрокурор о принятых мерах к освобождению Никулиных.
Результаты сообщим дополнительно.
Поставлен вопрос о привлечении к ответственности и наложении взыскания на виновных в волоките в Карагандинской Облпрокуратуре.
Помпрокурора Коз. АССР по наблюдению за ОГПУ
ДЕНИСОВ Секретарь КУЗИН
РГАСПИ. Ф. 613. Оп. 3. Д. 86. Лл. 1, 6, 7, 11. Подлинник. Машинопись. № 68
ИЗ ДОКЛАДНОЙ ЗАПИСКИ НАЧАЛЬНИКУ ГУЛАГА ОГПУ «ОБЩЕЕ СОСТОЯНИЕ СПЕЦПЕРЕСЕЛЕНЦЕВ В СЕВКРАЕ»
1931 г.
Об аппаратах по спецпереселенцам
Основным руководящим краевым аппаратом для передачи обслуживания спецпереселенцев в ведение ОГПУ является сектор по переселению при Крайзу в составе 3 человек.
В районах были выделены при РИКах инспектора, а в поселках коменданты. Кроме комендантов в каждом поселке имеется уполномоченный поселка и секретарь из числа спецпереселенцев. <...>
Использование спецпереселенцев
Трудоспособные мужчины и женщины, а также часть с пониженной трудоспособностью — старики, подростки и даже дети — заняты на лесозаготовительных работах. Часть с пониженной трудоспособностью (в основном женщины) заняты на работах по раскорчевке земель, и очень незначительный процент не работает совсем — это престарелые старики и больные. Норма выработки — 4 кубометра...
В связи с отсутствием у хозорганизаций кредитов зарплата не выдается. Кооперация прекратила выдачу в кредит продуктов, у самих же с/переселенцев денег нет, и нечего уже стало продавать, так как все, что имелось, ими распродано, и сейчас они поставлены в такое положение, что не могут даже покупать себе хлеба. В поселках, где мне пришлось побывать, бесконечные вопли «дайте хлеба».

110
ДЕТИ ГУЛАГА 1918-1956
Снабжение
Промтоварами с/переселенцы почти не снабжаются. С момента их вселения отпущено: лаптей — 45000, сапог — 2863, женских ботинок — 1841 пара и детской обуви — 2948.
Благодаря отсутствию овощей имеется много случаев заболевания цингой в серьезной форме (опухоли ног), и люди, как рабочая сила, выбывают из строя. Установленная для с/переселенцев норма довольствия... выдается не полностью. Капуста и картофель не выдаются вообще. Чрезвычайно плохо обстоит вопрос с довольствием детей. Дети чрезвычайно истощенные и бледные. Молочных продуктов вообще нет. Ни в одном поселке нет коровы.
Медицинское обслуживание
В поселках, в некоторых случаях на один, в некоторых на два и три, имеется фельдшерский пункт. Заведуют фельдшерскими пунктами ротные фельдшера из числа самих же с/переселенцев. <...>
Культурно-воспитательной работы никакой не ведется. Библиотек нет. Есть в некоторых поселках по нескольку книжек, случайно приобретенных комендантами. Школ ни в одном поселке нет и к строительству еще не приступлено.<...>
Отношение к спецпереселенцам
В зимнее время отправляли на работу с/переселенцев без теплой одежды, обуви, благодаря чему имелась масса случаев отмораживания рук и ног.
Во всех обследованных мною поселках — сплошные жалобы на работников кооперации и на их грубость, ругань и невыдачу вовремя продуктов. Мною дано и комендантам и райуполномоченным задание произвести расследование.
Поступала также масса жалоб на то, что не дают выходных дней, работать заставляют с раннего утра до поздней ночи, норм и расценок не объявляют, не говорят, сколько ими вырабатывается и сколько причитается. <...>
Кроме этого, представляю на Ваше разрешение следующие вопросы:
1) В прошлом году в связи с эпидемическими заболеваниями детей очень много их отправлено на родину к родственникам переселенцев, где они сейчас и находятся. Сейчас очень много заявлений о том, чтобы разрешили им взять детей к себе. Мною не дано им конкретного разрешения на привоз детей, но было заявлено, что разлучать семью мы не будем, и обещал этот вопрос разрешить в центре.
2) В поселках есть дети разного возраста, от 14 лет и меньше — круглые сироты, родители которых умерли, и есть такие, у которых сбежали. Работать они не могут, пайков им бесплатно не дают, и материальное их положение чрезвычайно тяжелое. В некоторых поселках коменданты добиваются у кооперации, чтобы выдавали паек в кредит, а в некоторых подходят казенно, заявляя, что раз бесплатно не дают — ничего они сделать не могут и конец.
3) В органы ОГПУ, сектора по колонизации при Крайзу и инспекторам по с/переселенцам при РИКах поступает много заявлений со стороны местных граждан с ходатайством разрешить им жениться на спецпереселенках. Разрешений таких не дается. Есть заявления даже от членов ВКП(б). Вопрос этот в краевых органах разрешения не получил, и меня они, в частности и в ПП, просили дать указания, как поступать в таких случаях. Не имея установки, я заявил, что этот вопрос будет разрешен по приезде в Москву.
Пом. Нач. Главн. Упр. Лаг. ОГПУ БЕЛОНОГОВ Неизвестная Россия. XX век. М., 1992. —Книга 1. С. 231-234.

ГЛАВА I. «МЫ НАШ, МЫ НОВЫЙ МИР ПОСТРОИМ...» 1918-1936 гг.
111
№ 69
ИЗ СОЧИНЕНИЙ ДЕТЕЙ СПЕЦПЕРЕСЕЛЕНЦЕВ,
НЕ ВОШЕДШИХ В КНИГУ «МЫ ИЗ ИГАРКИ» (издана в 1938 г.)
Как я хворала цынгой
Я приехала в Игарку 13 сентября 1931 года. Тогда здесь было несколько домов и лесопильный завод. Мы жили в очень плохих условиях. Грязь, духота, сырость. В бараках было много народа, но это еще ничего. Другие жили в сараях, на чердаках. Там было еще хуже. Холодно было. От недостатков витаминов разразилась цинга. Сначала заболела мама, а потом и я не выдержала.
В 1932 г. 5 февраля мама умерла. У меня не гнулись ноги и болели десны. Я пошла в больницу. Мне дали картошек сырых и зеленого гороха. Я начала немного поправляться и к концу 1933 года я выздоровела.
ДЮБИНА Дарья, 6-Б класс средней школы № 9
Исповедь моей жизни
Я, Черноусова Любовь Петровна, родилась в 1921 году в среднепоместной крестьянской семье вблизи г. Красноярска. Юность моя проходила обычно в крестьянских хозяйственных обстановках. В 1929 году я пошла в школу и проучилась до 1931 года. Но в связи с коллективизацией и переустройством сельского хозяйства за противоколхозные выступления отец мой был арестован и заключен под стражу. Старший брат в 15 лет пошел на производство, осталась мать, маленький братишка и сестренка. В 1931 году при ссылке раскулаченных кулаков на север было объявлено и нам, что мы тоже должны быть сосланы.
Со слов людей мы знали, что в Игарке все время ночь, нет растений, снег, метель и невыносимые морозы, что русские там не живут, а только тунгусы и остяки. Страшно мне было. Казалось, что я еду на верную гибель. Но на деле все было не так.
Когда я приехала в Игарку, то поняла, что нас пугали. Я увидела много кустов. Люди оказались такими же, как и мы. А ночи в Игарке и вовсе не было, только день.
Но квартирные условия оказались тяжелыми. Высадились мы на берег совхозного острова, двое суток наша семья сидела под открытым небом. Было холодно и сыро. Когда переехали на берег Игарки и расселились в кирпичных сараях, стало хорошо.
Настала зима, партия и правительство позаботилось о нас, и мы в ту же зиму пошли учиться в новую большую школу, которая была построена в поселке «Пробуждение». А летом нас распустили на каникулы. Меня заинтересовала коллекция северного растительного мира. Это дало возможность познать природу Игарки.
В 1936 году нам построили еще одну школу с большими широкими и светлыми коридорами, дали новые пособия. Это создает хорошие условия для того, чтобы у нас было больше желания к учебе. Вот теперь и я могу сказать, что жить стало лучше, жить стало веселее.
ЧЕРНОУСОВА Люба, 9-я школа

112
ДЕТИ ГУЛАГА 1918-1956
Моя поездка в Игарку
Я, Черноусова Ольга, родилась в 1923 году вблизь г. Красноярска в деревне Песчанка. Я жила в средняцко-крестьянской семье. Когда стали колхозы, папа не захотел идти в колхоз. Потом его арестовали и посадили под стражу. Старший брат 15-ти лет пошел на производство. Мы остались: сестренка постарше меня, братишка и мама.
Я начала учиться в 1930 г. в начальной школе, где проучилась один год. Потом нам дали каникулы. Затем нам сказали: «Собирайтесь на Игарку». Я не представляла, что это за Игарка — или зверь, или что другое. Нас повезли на другую сторону Красноярска. Затем подошел пароход «Спартак», нас погрузили и повезли. По обеим сторонам встречался лес: береза, сосна, лиственница, ель и другие. Мы ехали по Енисею. Енисей быстроходная река. Потом говорят, что видна Игарка. Я глядела, но ничего не видела. А потом мы въехали в протоку, где я увидела Игарку.
Игарка была небольшая — всего 3 завода и несколько домиков. Нас выгрузили в сараи, где раньше делали кирпич. Как только можно представить, как мы жили? Дождь пойдет — у нас в сарае тоже дождь. К осени состроили 4 барака. В бараках тоже мало было спасенья. Сделали двойные нары. В одном бараке, где мы помещались, было 775 человек.
Через некоторое время папа и брат приехали в Игарку. Игарка начала расстраиваться. Состроили еще несколько бараков, и нас разместили.
Потом началась зима. Зима очень холодная, но мы не боимся мороза. Видела северное сияние. Мы начали учиться.
ЧЕРНОУСОВА Ольга, 9-я школа
Филиал Государственного архива Челябинской области (г. Троицк). — Архив A.M. Климова, составителя книги «Мы из Игарки».
Опубликовано: «Мы из Игарки». Недетская судьба детской книги./Авторы-составители М. Мишечкина и А. Тощев. — М.: «Возвращение», 2000. С. 37-38.
№70
ЗАПИСКА НАРКОМА ЮСТИЦИИ РСФСР Н.В. КРЫЛЕНКО ВО ФРАКЦИЮ ВКП(б) ВЦИК
1932 г.
Неудовлетворительное положение спецпереселенцев характеризуется следующими данными:
1. Заброска, расселение и использование труда спецпереселенцев происходит беспланово и без надлежащего учета. Расселяются спецпереселенцы в местах, непригодных по климатическим и другим природным условиям для ведения сельского хозяйства, а использование труда спецпереселенцев на производствах и в промышленности происходит беспорядочно.
2. Жилищное строительство ведется крайне медленными темпами, и переселенцы сплошь и рядом находятся в зимнее время в летних казармах и зданиях бывш. церквей, банях, шалашах, землянках и палатках, абсолютно перегруженных, и антисанитарное состояние жилищ почти общее явление...
4. Снабжение переселенцев продуктами питания и промтоварами находится в плохом состоянии.
5. Медобслуживание и культурно-просветительная работа поставлены из рук вон плохо.

ГЛАВА I. «МЫ НАШ, МЫ НОВЫЙ МИР ПОСТРОИМ...» 1918-1936 гг.
113
6. В некоторых местах до сих пор имеет место административный произвол со стороны лиц, управляющих спецпереселением. Имели место избиения, необоснованные аресты, изнасилования и убийства.
Нарком юстиции РСФСР КРЫЛЕНКО Неизвестная Россия. XX век. М., 1992. - Книга 1. С. 236-237.
№ 71
ПИСЬМА В «ПОЛИТИЧЕСКИЙ КРАСНЫЙ КРЕСТ» НА ИМЯ Е.П. ПЕШКОВОЙ
<22 марта 1932 г. >
Дорогая добрая Екатерина Павловна.
Вам пишет Женя Мальчевская. Получила от Вас 30 р. большое вам спасибо за не отказную прозьбу. Получила от вас маленькую весточку вы просите написать вам где папочкино дело: оно в Харькове в судебной тройке о.г.п.у.
Я имела с ним свидание он клянется, что его оговорили, оговорили его враги мая мама. Она живет с другим мужем. Дорогая Екатерина Павловна папочке грозит 54 ст. п. 13 У. К. в плоть до рострела, прошу вас на коленях со слезами спасите папочку спасите его оговорили. Я клянусь вам, что я всю свою жизнь буду работать и трудиться для соцеализма и папочка мой ему 55 лет тоже отдаст все свои последние силы. Вы знаете меня Екатерина Павловна я жила с папочкой в сылке холодала голодала, а теперь я останусь серотой. Очень очень вас прошу спасите папочку спасите.
Пока всего хорошего прошу исполнить мою прозьбу.
Целую вас крепко.
Женя МАЛЬЧЕВСКАЯ
ГАРФ. Ф.8409. On. 1. Д. 811. Л. 45. Подлинник. Рукопись.
5 июля 1932 года
Тов. Пешковой от Варжанского Конст<антина> Никол<аевича>. Жив<у по адресу:> Москва 6. 2 Колобовский пер. дом 6, кв. 3.
2 сентября 1929 года была арестована моя мать — Варжанская Зинаида Нео-фитовна и через 2 месяца выслана в Сев. край на три года органами ОГПУ по статье 58 п. 10 (хранение и распространение контрреволюционной литературы). Литература, за которую ее выслали, принадлежала моему отцу <Варжанскому> — противосектанскому миссионеру, расстрелянному в 1918 году за монархическую и религиозную деятельность. Эта религиозная литература не была взята при обыске в 1918 году и лежала до ареста матери, причем ей не придавали никакого значения.
Моя мать, преподав<атель> гос<ударственного> муз<ыкального> техникума, оставшись вдовой после смерти отца с 2-мя детьми (я — 6 лет и сестра — 8 лет) и матери старухой, должна была прокормить этих 3-х нетрудоспособных иждивенцев, отдаваясь семье и своей любимой педагогической деятельности.
2 сент<ября> этого года истекает срок ее наказания, и я прошу Вашего ходатайства о возвращении ее в Москву, к своей семье.
Надо сказать, что отрыв от семьи и любимой работы не мог не отразиться на ее здоровье, тем более, что она страдает приступами аппендицита и женскими болезнями.

114
ДЕТИ ГУЛАГА 1918-1956
Кроме того надо сказать, что ее вину в хранении этой религиозной литературы нельзя рассматривать как злостную, т.к. эта литература не ее, а моего отца, и она не придавала ей никакого значения и едва разбиралась в ее содержании.
Нашей семьей неоднократно были посланы заявления о сокращении срока наказания, но всегда были отклонены.
При заявлении прилагаю: 1) послужной список матери, 2) отзыв о ее работе и 3) справку о ее здоровье 4) заявление. <подпись>
У вас лежит наше заявление, где мы просим о досрочном освобождении, но так как 2 сентября этого года вообще истекает срок высылки, то мы просим о возвращении высланной в сентябре месяце в Москву.
ГАРФ. Ф.8409. On. 1. Д.812. Лл. 118-118 об. Подлинник. Рукопись. № 72
ИЗ ПИСЕМ ДЕТЕЙ РАСКУЛАЧЕННЫХ И СПЕЦПЕРЕСЕЛЕНЦЕВ В «МЕМОРИАЛ»
В 1930 году в селе Петровка Павловского района Воронежской области проходила коллективизация. И мою семью она не обошла. Нас было шесть человек: отец, мать, четверо детей. И вот нашу семью раскулачили и выслали, все наше хозяйство забрали в колхоз. Я как самая младшая осталась в Петровке. Нянчила детей колхозников, там около них и питалась...
НОВИКОВА Анастасия Ильинична,
г. Калинин
Работая председателем Совета, убедился, что историю своего села — казачьего хутора Сетраки — знаю мало. Много беседовал со старожилами, кое-что узнал.
Страшную трагедию пережили сетраковцы при расказачивании. В 1919 году Ставропольский карательный полк за одни сутки уничтожил триста восемьдесят сетраковцев, которые приняли первый удар. Зверство карателей на всю жизнь осталось в моей памяти. Мама рассказывала, как мою бабушку, полуторагодовалого брата — ровесника Октября и трехлетнюю сестру казнили (отрубили головы и надели их на копья). Тысячи людей этот отряд уничтожил в станице Мешковской, Мигулинской, хуторах Мрыховский, Меловатский.
Зажиточно жили сетраковцы. В хуторе было 513 дворов с населением до 3-х тысяч человек. Особенно поднялось материальное состояние крестьян до коллективизации. Страшные перегибы в период коллективизации. Резко снизилось производство с/х продукции. Свыше 2-х тыс. голов волов, до 3-х тыс. голов лошадей было обобществлено и размещено в десяти бригадах двух колхозов, организованных в Сетраках. Начался большой падеж скота, народ начал возмущаться, местные власти приняли меры. За 1929—1930 годы было репрессировано до 100 человек лучшей трудовой прослойки населения.
В 1930-1932 годах в Сетраках раскулачили и выслали в Сибирь 180 семей, в которых насчитывалось четыреста шестьдесят человек. Их дома разорили и вывезли в Ал. Лозовку в районный центр. Сорок человек возвратились на родину, а судьба остальных неизвестна. Голод 1933 года унес свыше 200 жизней хуто-рян-сетраковцев. 1934-1937 годы. Начали сглаживаться в людской памяти страшные годы, а во второй половине 1937 года на хутор обрушилась новая беда — 82 мужчины в возрасте 35-42 года были взяты в «ежовые рукавицы», через 10 лет вернулись 4 человека, а остальные 78 стали жертвами «великого террора».

ГЛАВА I. «МЫ НАШ, МЫ НОВЫЙ МИР ПОСТРОИМ...» 1918-1936 гг.
115
1200 насильственно отобранных жизней в одном хуторе. В страшной Отечественной войне погибло 176 человек. Вот такая трагическая статистика «сталинизма». А сколько вдов, одиноких матерей, сирот, измученных голодом и горем, взявших на свои плечи все и вся, непосильный труд. В юношеские годы — годы войны — мне пришлось работать с этими женщинами. Много видел слез, пролитых за старые и новые, прибавленные войной, раны...
Л.С.БРЕХОВ, хутор Сетраки Ростовской области
Опубликовано: Звенья: Исторический альманах. Вып. 1. М, 1991. С. 16—17.
У меня в семье загублено в 1933 году двенадцать душ детей от года до одиннадцати лет. Братья, сестры отца... Он выжил один, и нас у него трое. Как все это было, я знаю от его матери, моей бабушки. Этого забыть нельзя, потому что этому не может быть прощения. Умерли они в станице Дондуновской на Кубани...
ИВАЩЕНКО Станислав Николаевич,
г. Краснодар
Я родился в 1930 году. А в 1933-м у нас в Курской области была повальная голодовка, от которой мерли, как мухи. Так вот, то ли меня подкинули, или еще может что, но в том 1933 году я оказался в дошкольном детдоме...
АНТОНОВ Николай Григорьевич
Здравствуйте дарагие товарищи незнакомые, я желаю вам написать письмо и описать сваю горькую жизнь в детстве, я уроженка Кубани Краснодарского края Лабинского района, ст. Упорной. Я Серикова Анастасия Григорьевна год рождения 1918 7 января, мне уже 71 идёть год я малограмотная, нам не было время учится мы голодные сидели и ждали смерти ета в 33 году. Но а как раньши проходила жизнь я все помню, мне было в то время 13 или 14 лет, когда налаживали разверску и говорили: Вывози. Только папа вывезеть зерно, картошку, снова приносять квитанцию, еще вывози. Несколько разов накладали разверску и уже нечива было вести, шестерым дитям нечего было есть, но актив тогда сказал: Забираем быков с повозкой — и забрали. Плакала мама, плакал и папа, и мы все дети плакали. Папа сказал: Чем дитей будим кормить, на чем пахать? Но через время еще принесли извещение «вывози», несколько пудов наложили. Папа сказал, — нет ничиво, дети голодные сидят, есть нечего. Забрали корову у нас последнюю. Плакали мы все, кричали, молоком мы только жили. Через время еще принесли извещение на много пудов зерна. Папа сказал, — нет у меня ничиво, тогда актив выгнали нас с хаты, сами они взяли вещи наши, вынесли, на дваре сложили на кучу, нас выгнали на улицу, хату замкнули, бламбу полажили и ушли, а мы все дети были малые, даже грудной среди нас был ребенок, малыш. Ести у нас было нечего, кроме узелка муки, спасли. Но и подошла ночь. Родители говорили: «Что делать будем?». Пошли до соседей, ночевали голодные, и у соседей есть было нечего, у них все также забрали, как и у нас. В колхоз нас не принимали, сказали на папу: «Ты — подкулачник, тебя надо выслать на Соловки, ты зажиточный и враг народа». А у нас была хата под соломой и одна комната и сенцы большие были, где все хранили: зерно, муку, продукты. У нас даже не было кровати, а нары, а мы, детвора, спали на русской печи все. Был у нас большой огород, сад большой, быки и

116
ДЕТИ ГУЛАГА 1918-1956
одна корова. Но папа был казак, а мама с Полтавы была, с бедной семьи, и папа с бедной. Папу посадили в тюрьму, он там умер с голоду, мы его больши не видели. Перешли мы жить в пустую хату чужую, у нас умерло двое дитей с голоду, умер брат старший с голоду, но он еще был болен чем-та внутри. А мы сидели голодные, где найдем картошину на огороде или лучину, фасолину, ходим по огородам. Ета была весна 33 года трудная.
А мамин брат жил в Червленой за Грозным и приехал домой за справками для работы и пришли до нас, а мы пухлые сидим, смерть была на носу. И дядя Яша нас забрал. Маму, меня и сестру меньшую и спас нас от смерти троих. А была у нас 8 человек семья, все умерли с голоду. А сколько лежали мертвые по улицам, по городам, по дворам и в домах. Все время ездила подвода на белой лошади, собирали мертвых и везли на кладбище и кидали как собак в траншеи, верхом накидывали мертвых и чуть присыпали землей. И сейчас ети бугры длинней стоять, не осели кости, а сиренью заросли, и все туда старухи в поминальные дни сходятся и поминають. Людей жителей осталася десятая доля с тех лет. И уже все старухи считанные, что мужья померли в тюрьмах, а станица долго оставалася пустая, но уже ее населили переселенцами со всех мест.
А.Г. ВАСИЛЕНКО, станица Зассовская Краснодарского края
Шла «сплошная коллективизация». Отца — Вдовина Кирилла — посадили в тюрьму в гор. Уфе, где он и умер. Дом наш в деревне Елатмонке сожгли... У безграмотной матери, оставшейся без мужа и дома, не оставалось никакой надежды на будущее. Старшему сыну (нашему брату) Осипу шел одиннадцатый год. Это были 1931—1933 года. Страшные года голода...
Чужая женщина (от матери могли не взять) из семьи Вдовиных примерно в 1933 или 1934 году <сдала нас> в гор. Уфе в детприемник в вагон, стоявший в тупике уфимского вокзала, сдала троих, наверное, сказав, что нашла где-то на улице.
А самую младшую нашу сестру Пашу <сдали> отдельно от нас... Все мы — я, брат Саша и сестра Вера — воспитывались в разных детдомах...
САМОШКИН (ВДОВИН) Яков Николаевич,
г. Москва
...Вот наша семья, мать была выслана с четырьмя детьми на север, погибла от голода и холода, а детей отправила по одному, кто мог еще идти, чтобы здесь не подохнуть. Что касается нас с сестрой, то мы были очень маленькие дети — 7 лет и 4 года. Слава Богу, что люди подобрали на дороге возле умершей матери (только без немецкой бомбежки) и, забрав, определили в детский дом. Я удивляюсь, как наши палачи в правительстве не отказали детям детским домом, могли так же уничтожить. А два брата, это не дети, которым было по 10-12 лет, не погибли в пути, пробираясь через болота-тайгу, чтобы потом пригодиться при защите своей «родины» и погибнуть на фронте. Когда сейчас анализируешь все, очень много людей об этом пишут, спасибо им, этим людям, которые еще не забыли этих невинных мертвых жертв. Даже жутко становится, что мы, то есть наше поколение людей, жило в то время, когда при нашем правительстве были такие палачи, особенно 1935-1937 годы, когда брали людей с полей, не давая даже людям умыться (это мы помним, потому что жили в селе в то время)...
ПОВИКАМОВЫ Ольга Михайловна и Мария Михайловна,
г. Омск, 15.05.1990

ГЛАВА I. «МЫ НАШ, МЫ НОВЫЙ МИР ПОСТРОИМ...» 1918-1936 ГГ.
117
Я —Аверьянов Николай Петрович, 1921 года рождения, по национальности мордвин. Отпишу о себе и о своих родителях. 1932 года <в> апреле месяце моего отца Аверьянова Петра Матвеевича ночью арестуют и забирают не знай куда. После чего ночью на праздник Пасху, в мае месяце, арестуют маму, Аверьянову Варвару Егоровну, и семь человек детей, в том числе и меня, выгоняют из дома. Сажают на двух лошадей, нас, четверых больших детей, привязывают вожжами, чтобы не убежали, а троих маленьких, голых, уложили спать.
Увозят на станцию Атяшево — тридцать километров. Дома осталось все богатство, лошадь, корова, теленок, два поросенка и семь овец. Лошадь, корову и овец забрали в колхоз, а теленка, поросят и имущество растащили. Привозят нас на станцию Атяшево и сваливают на товарный склад. Там, на складе, запертые на замок, были семья моего отца и еще несколько семей. На второй день привозят старшего брата отца, Аверьянова Федора Матвеевича, с тремя детьми. Товарный склад был примерно сто метров в длину. Заполнили целиком.
На третий день подают вагоны и грузят нас туда, по нескольку семей в вагон, и опять запирают на замок. Туалета нет. Мужики ножами сделали дыру, и <все> туда оправлялись без стыда и совести. Люди стали дикими. Повезли нас по железной дороге, целый эшелон. Сколько дней ехали, не помню. В вагоне семь человек умерли от голода. Доехали до города Томска, и высаживают нас, несколько семей. Выгрузили из вагона несколько человек мертвыми, детей, стариков и молодых.
Из Томска нас отправили на пристань, погрузили на баржу, и поплыли по реке Чулым. Сколько плыли, не помню. Выгрузили нас на какой-то пристани, и пошли пешком километров семь до села Песочное Богатовского района. По дороге у нас двое детей умерли, Настя и Ваня. Бросили нас там — живи как хочешь! Отец и брат отца и еще три мужика сделали землянку, жили в землянке пять семей. Брат отца Федор Матвеевич вместе с женой и тремя детьми умерли. У нас четверо детей тоже умерли. В землянке остались отец, мать и я. Идем по селу. Валяются одни мертвые люди, голод и эпидемия.
В ноябре месяце мы убегаем из села, шли пешком до города Ачинска двести километров. На билеты денег нет, пришлось в Ачинске милостыню собирать. И вот взяли билеты до станции Атяшево. Доехали и пошли домой. Добрались домой ночью, а утром к нам уже пришли арестовывать отца и мать. Потом отец и мать все же убежали в Чувашию, а меня забрали в милицию. В милиции держали тридцать дней. Отца и мать так и не смогли поймать, а меня отпустили. Жил я где попало, милостыньку собирал.
В 1933 году арестуют младшего брата отца, Аверьянова Ивана Матвеевича, а его жену с двумя детьми выгоняют. Жили где попало. Отец и мать мои скитались по Чувашии до 1935 года. Отец заболел — и перестали преследовать. Когда мы встретились, то все — и отец, и мать, и я — начали делать саманные кирпичи, построили дом и перешли жить в него. Жили нормально...
Можно много писать о сталинских репрессиях. У нас в селе раскулачивали и бедных, и средних. В селе было 220 домов, сейчас осталось 100 — одни старые люди...
АВЕРЬЯНОВ Николай Петрович, Мордовская АССР, Атяшевский район, село Мордовские Сыреси
Крестьянская семья моего дедушки Тойлакова Андрея была «раскулачена» в 1932—1934 годах, деда арестовали. Отец в это время работал извозчиком в Новосибирске, арестовали и его. Мою мать и бабушку вызвали в тюрьму, там им выдали одежду отца и деда и сказали, что их судила «тройка» и что они расстре

118
ДЕТИ ГУЛАГА 1918-1956
ляны, а имущество их конфисковано. Затем мою мать и бабушку, в числе тысяч им подобных, без всяких средств к существованию, погрузили в трюмы барж и отправили в низовья реки Оби, в Нарымский край. Я и мой брат Виктор были отправлены в разные детдома Нарымского края. В 1942 году в связи с эвакуацией детей из Ленинграда нас, детей «врагов народа», в Бокчарский детдом перевели, чтобы мы не общались с ленинградскими детьми...
Только в 1984 году я узнал, что я — Тойлаков Егор Михайлович, 1927 года рождения.
НОСИКОВ Георгий Михайлович, г. Новосибирск
В 1932 г. в Белоруссии (Витебская обл., село Мостище) жила моя семья: мой отец Петр, мать Мария, старшая сестра Анна и я, Иван Шкредт. Имели мы хозяйство две лошади, одну корову, две свиньи, свою пахотную землю. Сеяли рожь и все, что необходимо для пропитания. Отец обеспечивал всю семью, а излишки продуктов возил на базар, так и жили мирно. Затем моего отца вызвали в сельсовет и предложили вступить в колхоз, отец отказался. Затем его арестовали, и через несколько недель моя мать получила казенное письмо, прочитала и очень долго плакала. Наших лошадей забрали в колхоз, и, когда нам не стало что кушать, моя мать отвезла меня в Харьков и там оставила меня на вокзале. Затем я был подобран и через детприемник-распределитель был определен в детдом им. Калинина в г. Павловск Воронежской обл. По достижении школьного возраста меня отправили в школу слепых и слабовидящих детей имени Кирова в Павловске. В Отечественную войну я оказался в тяжелых условиях беспризорника.
После войны пытался неоднократно устроиться на работу, но на меня всюду устраивали гонения из-за моей фамилии. Меня обзывали немцем, фрицем и даже фашистом. Меня прогоняли и даже избивали. Только после смерти Сталина мне удалось устроиться на работу в общество слепых г. Майкоп Краснодарского края...
ШКРЕДТ ИЛ., г. Калач Воронежской области
22 августа 1989 г. Архив НИПЦ «Мемориал».
№73
ЗАПИСКА ОТВЕТСТВЕННОГО СЕКРЕТАРЯ ЗАПАДНО-СИБИРСКОЙ КРАЕВОЙ ДТК КАЛАШНИКОВОЙ В ДЕТКОМИССИЮ ВЦИК Г.Л. АРАНОВИЧУ
16 мая 1932 г. г. Новосибирск
№406
Не подлежит оглашению
I. В настоящее время Зап. Сибкрай переживает особо напряженное состояние с продовольственным снабжением. С централизованного снабжения сняты все иждивенцы. Недород, которым было охвачено 49 районов, сказался к весне особенно остро и помимо детей из Казахстана, по отношению которых нами

ГЛАВА I. «МЫ НАШ, МЫ НОВЫЙ МИР ПОСТРОИМ...» 1918-1936 гг.
119
уже приняты были самые экстренные меры, в настоящее время мы имеем опять большое количество детей — нищенствующих, по предварительным подсчетам около 2500 тыс.
В большинстве случаев (на 90%) — дети, имеющие родителей или прибывшие в города из недородных районов, или низко оплачиваемых семей (часть семьи коих снята со снабжения).
Нами был поставлен вопрос перед ЗСКИКом, в настоящее время выделено дополнительно 2.500 пайков. Срочно даны директивы всем ДТК и ОНО о принятии соответствующих мер, немедленной организации кульпостов, провести проверку всех нищенствующих детей, выявив причины (копии прилагаются).
Нами на борьбу с нищенством из собственных средств, помимо отпущенных 30.000 руб. на казанских детей, выделено 50.000 руб.
II. В северных районах края находится, кроме принятых детей к 1/1-32 г. в количестве 692 ч., детей спецпереселенцев 1372 чел, возникло 18 д/домов приемников, на содержание этих детей до января 1933 г. требуется 721.000 руб., пока бюджет ничего не отпускает, т. к. положение его очень напряженное (сведен с 5 милл. дефицита), нами намечено на содержание этих детей отпустить из собственных средств 150.000 руб., имеются пока предварительные наметки обязать нас принять участие в расходах на содержание спецпереселенцев в сумме 300.000 руб., за счет сокращения расходов по строительству 1932 г.
Учитывая, что нами отпущено в этом году помимо плана 80.000 р. и намечено отпустить еще 150.000 руб., причем такое явление, как нищенство, казанские дети и такое большое количество детей спецпереселенцев, нами не предполагалось и объясняется исключительно тяжелым положением в крае, в связи с недородом, напряженным положением с продовольственным снабжением; — наше финансовое положение тоже находится в очень напряженном состоянии, ибо еще только май месяц, т. е. нет еще и полгода, а бед уже очень много, а потому мы просим обсудить вопрос о возможности отпуска средств на детей спецпереселенцев. Отпущенные Вами 50.000 руб. переданы КрайОНО, по договору на детей спецпереселенцев, принятых в детдома до заключения договора.
Ответственный секретарь Зап. Сиб. ДТК КАЛАШНИКОВА
ГАРФ. Ф. 5207. Оп. 3. Д. 15. Л. 108. Подлинник. Машинопись. № 74
ПОСТАНОВЛЕНИЕ ЦИК И СНК СССР «ОБ ОХРАНЕ ИМУЩЕСТВА ГОСУДАРСТВЕННЫХ ПРЕДПРИЯТИЙ, КОЛХОЗОВ И КООПЕРАЦИИ И УКРЕПЛЕНИИ ОБЩЕСТВЕННОЙ (СОЦИАЛИСТИЧЕСКОЙ) СОБСТВЕННОСТИ»
7 августа 1932 г.
За последнее время участились жалобы рабочих и колхозников на хищения (воровство) грузов на железнодорожном и водном транспорте и хищения (воровство) кооперативного и колхозного имущества со стороны хулиганствующих и вообще противообщественных элементов. Равным образом участились жалобы на насилия и угрозы кулацких элементов в отношении колхозников, не желающих выйти из колхозов и честно и самоотверженно работающих за укрепление последних.

120
ДЕТИ ГУЛАГА 1918-1956
ЦИК и СНК Союза ССР считают, что общественная собственность (государственная, колхозная) является основой советского строя, она священна и неприкосновенна, и люди, покушающиеся на общественную собственность, должны быть рассматриваемы как враги народа, в виду чего решительная борьба с расхитителями общественного имущества является первейшей обязанностью органов советской власти.
Исходя их этих соображений и идя навстречу требованиям рабочих и колхозников, ЦИК и СНК Союза ССР постановляют:
I
1. Приравнять по своему значению грузы на железнодорожном и водном транспорте к имуществу государственному и всемерно усилить охрану этих грузов.
2. Применять в качестве меры судебной репрессии за хищения грузов на железнодорожном и водном транспорте высшую меру социальной защиты — расстрел с конфискацией всего имущества и с заменой при смягчающих обстоятельствах лишением свободы на срок не ниже 10 лет с конфискацией имущества.
3. Не применять амнистии к преступникам, осужденным по делам о хищении грузов на транспорте.
II
1. Приравнять по своему значению имущество колхозов и кооперативов (урожай на полях, общественные запасы, скат, кооперативные склады и магазины и т.п.) к имуществу государственному и всемерно усилить охрану этого имущества от расхищения.
2. Применять в качестве меры судебной репрессии за хищение (воровство) колхозного и кооперативного имущества высшую меру социальной защиты — расстрел с конфискацией всего имущества и с заменой при смягчающих обстоятельствах лишением свободы на срок не ниже 10 лет с конфискацией имущества.
3. Не применять амнистии к преступникам, осужденным по делам о хищении колхозного и кооперативного имущества.
III
1. Повести решительную борьбу с теми противообщественными кулацко-ка-питалистическими элементами, которые применяют или проповедуют применение насилия и угроз к колхозникам с целью заставить последних выйти из колхоза, с целью насильственного разрушения колхоза. Приравнять эти преступления к государственным преступлениям.
2. Применять в качестве меры судебной репрессии по делам об охране колхозов и колхозников от насилий и угроз со стороны кулацких и других противообщественных элементов лишение свободы от 5 до 10 лет с заключением в концентрационный лагерь.
3 . Не применять амнистии к преступникам, осужденным по этим делам.
Пред. ЦИК СССР М. КАЛИНИН Пред. СНК СССР В. МОЛОТОВ (СКРЯБИН) Секретарь ЦИК СССР А. ЕНУКИДЗЕ ГАРФ. Ф.3316. Оп. 13. Д. 16. Л. 93. Типографский экз. Опубликовано: «Известия», 8 августа 1932 г.

ГЛАВА I. «МЫ НАШ, МЫ НОВЫЙ МИР ПОСТРОИМ...» 1918-1936 гг.
121
№ 75
ИЗ ПИСЬМА СПЕЦПЕРЕСЕЛЕНЦА 173 км ПЕРМСКОЙ Ж/Д ТРАКТОРНОГО УЧАСТКА ЛОБОДЫ Ф.М. В ПОЛИТБЮРО ЦК ВКП(б)
22 августа 1932 г.
<...> Провинностью считать я не могу то, что родился в семье кулака; в этом я был бессилен, и многие в моем положении. <...> Вы только приезжайте и посмотрите на переселенческие поселки — 75 процентов оставшихся (многие удрали и многие умерли) пухлые, а причина основная — голод. Можно видеть картину: подросток идет где-то раздобыть хлеба или даже украсть, ибо голод не свой брат, по дороге падает и умирает. И, кроме того, валяется некоторое время как бревно. Когда везут состав, груженный п/материалами, ведется точная статистика, которая выявляет, что сопровождающий состав виноват в том, что растерял бревна, и ему это могут поставить в счет, а мертвые люди пусть себе валяются. Виноватых нет. <...>
ГАСО. Ф. 4. Оп. 10. Д. 174. Лл. 25-26.
Опубликовано: Хрестоматия по истории России. 1917—1940. Под редакцией М.Е. Гла-вацкого. 2-е издание. М., 1995. С. 331-332.
№76
О СОСТОЯНИИ ДЕТСКОЙ КОЛОНИИ ХУТОРА ВЕРКЕЕВКА УНЕЧСКОГО РАЙОНА ЗАПАДНОЙ ОБЛАСТИ И О РАССЛЕДОВАНИИ ЗАЯВЛЕНИЯ ВОСПИТАННИКОВ КОЛОНИИ НА ИМЯ М.И. КАЛИНИНА
1. Проверка проведена 11-13 октября 1932 г. представителем Орготдела Президиума ВЦИК т. Новиковым, представителем Унечского РИКа — Зав. РайОНО т. Шавеко.
2. Колония организована в 1921 году и в настоящий момент имеется 41 чел. воспитанников и 13 чел. обслуживающего персонала. Колония находится в 25 клм. от райцентра.
3. Колония имеет хозяйственную базу 12 га сада, сдаваемого в аренду ЛСПО, огородной и пахотной земли — 5 га, 3 коровы, 4 свиньи, 3 теленка, 2 лошади, жеребенок 1 х/г года. Имеется мастерская, кузнечная, столярная, слесарная, мельница (нефтяная), токарных станков 3 и 1 строгальный, бормашина, динамо-машина в 12 '/г л.с, которая стоит в бездействии из-за отсутствия оленафта. В столярной есть 5 верстаков.
Постройки имеются следующие:
Общежитие воспитанников, в нем же помещается школа и канцелярия, 2 сарая — 1 для повозок и лошадей и 1 для коров и свиней; гумно и баня (которая стоит без использования при необходимости произвести небольшой ремонт), кухня и один амбар.
Баня, мастерские и кухня требуют ремонта (не капитального).
Несмотря на то, что имеются все возможности для создания собственной продовольственной базы на сегодняшний день, таковой не имеется и колония плохо обеспечена всем продовольствием на зимний период. Питание воспитанников поставлено неудовлетворительно. Очень низкое качество приготовляемой пищи.

122
ДЕТИ ГУЛАГА 1918-1956
4. Дети по сегодняшний день находятся без теплой одежды и обуви, ходят в одних лохмотьях, не имеется ни одной смены белья, в бане были в последний раз в августе месяце. Большая вшивость (вши буквально сыплятся с воспитанников). Половина детей совершенно не имеет постельных принадлежностей и спят на полу с подстилкой соломы, прикрываясь лохмотьями и часть спит на печке в кухне. Остальные спят на кроватях с грязными одеялами и матрацами.
Приходят с работы из машинного отделения или кузницы, не умываются (нет мыла), в страшно засаленной одежде (нет смены белья), в которой работают и спят. Большинство детей не острижены. Общежитие воспитанников совершенно не отапливается и находится в антисанитарном состоянии.
5. Воспитательной работы в колонии никакой не ведется. Дети в свободное от работы время предоставлены самим себе. Газет и других культурных занятий совершенно нет, благодаря чему процветает картежная игра (даже на деньги), драки, хулиганство и безобразное отношение к имуществу. Сами руководители колонии не верят в возможность вести воспитательную работу среди такого состава детей, а по существу они (руководители) не знают и не умеют вести воспитательной работы. Никакого режима для воспитанников не имеется, есть безответственность за порученную работу со стороны руководителей. Главное внимание руководителей обращено на самоснабжение как продовольствием, так и одеждой за счет воспитанников.
6. В качестве воспитательных мер воздействия широко применяется мордобой. Имеются заявления от 18 воспитанников (еще не все учтены) об их избиении со стороны Зав. колонией Суколенко, его заместителем Голенко, воспитателем Иванцовым, инструктором по слесарному делу Вайсера, кузнецом Клищенко Афанасием и учителем Коваленко. (Не отрицает этого самого сам Вайсер, Голенко, Иванцов, хотя говорят, что брали только за уши). Причем в виде вещественных доказательств воспитанники показывали разбитые носы, рваные уши, битые щеки и т. д.
Били за то, что воспитанник несвоевременно принес лопату, за то, что дети от безделья забрались на печку и играли в карты, за то, что воспитанник оказался невольным свидетелем, как инструктор-кузнец занимался онанизмом и т. д.
В качестве другой воспитательной меры применяется матерная ругань и кличка в роде: «собачья морда», «попка», «живец», «лохматая овечка» и т. д.
Со стороны воспитанников поступило заявление, что бывший Зав. РайОНО т. Лахов тоже занимался рукоприкладством.
Со стороны воспитанников имеются хищения имущества колонии вплоть до создания собственных продовольственных запасов.
В прошлом году перед Октябрьской годовщиной воспитанники устроили погром, который они объяснили тем, что администрация колонии за счет воспитанников устроила себе пирушку, а воспитанникам ничего не было дано.
Дети (воспитанники) своих руководителей и преподавателей называют ворами потому, что имеются все материальные условия прилично одевать и кормить детей (один только фруктовый сад дает 25.000 руб. дохода в год; нефтяная мельница, слесарная, кузнечная и столярные мастерские и т. д.) и на факты хищения поступило ряд заявлений от местного населения. Этим делом сейчас занялась прокуратура.
Общий вывод
В колонии явная бесхозяйственность и безответственность в работе. Вместо воспитательной работы вошел в систему мордобой. Хищения в хозяйстве, как со стороны преподавательского состава, так и воспитанников.

ГЛАВА I. «МЫ НАШ, МЫ НОВЫЙ МИР ПОСТРОИМ...» 1918-1936 гг.
123
Дети по внешнему виду ничем не отличаются от беспризорных на улице.
Мною было доложено о состоянии Веркеевской детколонии и итоги расследования письма на заседании Унечского РК ВКЛ(б) и необходимые на наш взгляд немедленные мероприятия и выводы за «дела» детколонии хутора Верке-евка изложены в прилагаемом постановлении Бюро РК ВКП(б).
Референт Б. НОВИКОВ
14 октября 1932 г.
ГАРФ. Ф. 5207. Оп. 3. Д. 23. Лл. 9-9 об. Заверенная копия. Машинопись. № 77
ПЕРЕПИСКА ДТК ПРИ СЕВЕРНОМ КРАЕВОМ ИСПОЛКОМЕ С ДТК ВНИК
11 февраля 1933 г. №80
г. Архангельск
СРОЧНО
СЕКРЕТНО
ПРЕДСЕДАТЕЛЮ ДЕТКОМИССИЙ ПРИ ВЦИК РСФСР тов. СЕМАШКО
В Севкрае числится 35720 человек детей, из числа которых имеется значительное количество детей, до сих пор не охваченных детскими учреждениями из-за отсутствия у Краевых организаций необходимых для этой цели средств.
Эти дети спецпереселенцев предоставлены сами себе, порождая беспризорность, нищенство и смертность.
Все это заставляет нас со всей остротой поставить перед Вами вопрос об ассигновании 50.000 рублей на открытие дополнительных детских интернатов для этого контингента спецпереселенцев на 1933 год.
О последующем Вашем решении просим срочно поставить нас в известность, т. к. указанные выше причины заставляют нас развернуть работу среди детей спецпереселенцев теперь же.
Председатель ДТК при Севкрайисполкоме ЦВЕТАЕВ
СРОЧНО СЕКРЕТНО 16 мая 1933 г. №342
ПРЕДСЕДАТЕЛЮ ДЕТКОМИССИЙ ПРИ ВЦИК РСФСР тов. СЕМАШКО
В дополнение к письму от 11 февраля с/г. № 80, Краевая Деткомиссия сообщает, что за истекшие три месяца положение детей спецпереселенцев резко ухудшилось.
По заключению врачей, подавляющее большинство их чрезвычайно истощены и требуют усиленного питания. Под влиянием голода, дети разбредаются по деревням, нищенствуют и занимаются воровством.
Зафиксированы случаи, когда дети крали овес из конюшен и варили из него кашу, крали продукты из кооперативов и хлеб друг у друга.

124
ДЕТИ ГУЛАГА 1918-1956
Необычайно повысилась смертность. По отдельным районам количество смертных случаев возросло в 2-3 раза.
Такая совершенно немыслимая обстановка, парализуя все мероприятия Края по социально-культурному перевоспитанию детей, грозит разрастись до размеров катастрофы, поэтому совершенно необходима самая срочная помощь.
В связи с вышеизложенным и в дополнение к личным переговорам с Вами тов. ЦВЕТАЕВА, Краевая Деткомиссия просит срочно отпустить единовременно 50 тысяч рублей, которые будут обращены на усиление питания детей, не охваченных сетью детучреждений и наиболее нуждающихся в помощи.
Подчеркиваем, что создавшееся положение требует самых неотложных мероприятий, а потому отпуск средств просим произвести в самом срочном порядке.
Зам. Председателя Севкрайдеткомиссии ГОРОХОВ Отв. Секретарь ЗАГИДУЛИНА
ГАРФ. Ф. 5207. Оп. 3. Д. 25. Лл. 1, 2. Подлинник. Машинопись.
№78
ИЗ ВОСПОМИНАНИЙ М.А. соломоник «ЗАПИСКИ РАСКУЛАЧЕННОЙ»
<...>
...Плывем по Оби на Север, в Нарым36.
Через несколько дней нас высадили в болотистом, переполненным мошкарой, гнусом и комарами месте с небольшими холмиками; там стоял только один амбар, срубленный на скорую руку для хранения зерна; нам это зерно не давали. Каждый должен был устраиваться, кто как мог.
Мы со стариками жили одной семьей. Благодаря взаимной помощи в одном из холмиков быстро выкопали нору, после чего дорубили стены из бревен, сделали кровлю из жердей, бересты, хвои и земли, и даже одно окно и дверь, закрываемые скатертями, которые сестра мамы Варвара ухитрилась засунуть нам в мешок. Есть было нечего, народ умирал десятками в день. Неподалеку от нашей землянки был большой ров, в который несли покойников. Не было сил рыть могилы и делать гробы. Мертвых несли на носилках из жердей и бересты. Шли в очередь друг за другом, укладывая в этот ров покойников. Заболел дед, живший с нами. Пища — одна каша без соли, старому изнуренному организму это было плохим подспорьем.
Тут моя мама, Евдокия Федоровна, с еще одной молодой женщиной ловят в лесу комендантскую лошадь, сломавшую ногу. Много дней, вся искусанная комарами и гнусом, эта лошадь еле-еле передвигалась, и им удалось ее зарезать; мясо закопали в яму, в холод. Но нужна соль, и они решаются идти через реку за 6—8 километров, где стоял дом кержаков (старообрядцев) — один в лесу. Зная их строгие нравы, они надели длинные юбки, завязывают головы черными платками по самые глаза, и, помолившись, идут к староверу-кержаку на поклон. Их встречают разъяренные собаки; появляется хозяин. И он их спрашивает, не могут ли они чем-либо помочь его умирающей жене? Двое его детей уже умерли от черной оспы. И мама с подругой соглашаются ее полечить, за что хозяин обещает им две булки хлеба и туес меда.
Мама, боясь заразиться, лезет на печь, где лежит больная. Там она увидела почти разложившееся тело, от которого страшно воняло; но женщина была еще жива. Там же она увидала большую корчагу соли и перекрестившись, она сняла

ГЛАВА I. «МЫ НАШ, МЫ НОВЫЙ МИР ПОСТРОИМ...» 1918-1936 гг.
125
с себя чулки, наполнила их солью, спрятав их под юбкой; а ее напарница стояла на карауле. Трясясь от страха, что хозяин заметит И спустит на них собак, они получили обещанное и отправились в обратный путь. И как только скрылись они за деревьями, так пустились бегом. Вот так была приобретена спасительная соль, которая сохранила мясо, спасла жизнь старикам и поддержала наши силы. У мамы с собой были карты, и часто для успокоения измученных людей она раскидывала их (гадала), и говорила, что все будет хорошо. Гадала она и для себя, и выходило, что отец придет за нами. Окружающие посмеивались.
Из амбара, который стоял на небольшом взгорке, стало сильно пахнуть загоревшимся зерном. Охранники не появлялись — что им здесь делать, народ умирал десятками и без них. Они отсиживались в более сухом и обжитом месте, километрах в пяти, грабя кержаков и пьянствуя.
Молодые женщины и старики решили стягами поднять угол амбара (он был на фундаменте), и туда залезли наиболее проворные молодые женщины, в том числе и моя мама. Туесами нагребая зерно, они подавали его на улицу и раздавали народу, стоявшему вне амбара. Я очень сильно простыла, заболела и несколько дней не подавала признаков жизни. Феклинья Васильевна сшила мне смертную рубашку, а дед выдолбил гроб из дерева и сделал крест. Феклинья Васильевна говорит маме: «Дуняша, помой ее в теплой воде, пока она еще жива». Мама в гробик налила горячей воды, настелила мха и хвои, положила меня туда и закрыла тряпьем. Смотрит Феклинья Васильевна, а я открыла глаза, и говорит маме: «Прощается покойница с белым светом». Мама налила еще горячей воды, у меня порозовели щечки и выступил пот, но болезнь продолжалась, и если бы к этому времени не пришел отец, который принес с собой масло и кое-что из продуктов то, видимо, жизнь моя и оборвалась бы там, в этом проклятом Богом и людьми Нарымском крае.
Теперь немного о моем отце — Алексее Федоровиче Окорокове. Да будет он благословлен за все муки, перенесенные им! В справке, которую выслало мне управление внутренних дел Кемеровской области, пишут, что мы вместе, всей семьей раскулачены и высланы в Чаинский район, что раскулачены — это правда, но вот высылка была раздельной и попали мы — две сестры с мамой сначала намного северней Чаинского района, в Нарым. Отца забрали 2 мая, погрузили в Сталинске в отдельную баржу, одних мужчин, как рабочий скот, и повезли по Томи, потом по Оби далеко на Север, за Каргасок. Выгрузили и погнали под конвоем в место, которое называлось «Галка». Это сейчас там много сел, поселков и даже городов, выстроенных на костях ссыльных, а раньше там были только тайга, болота, непроходимый валежник. Шли они несколько суток, кормили их очень плохо, в основном сухарями и водой. Охраны было немного, и отец в одиночку, ночью бежал из-под конвоя. Пробираясь обратно по тайге, он повстречал другого беглеца, бежавшего с самой «Галки». Выглядел он ужасно — кожа да кости, и он сказал отцу, что он правильно поступил — не пошел в этот лагерь мертвецов, и что оттуда никто не вернется, и что отцу легче удалось бежать с дороги. Но не так уж легко было это сделать! Без документов, без денег, в одном рванье и разбитой обуви — куда податься? Но отец решает все же идти обратно в свою деревню, а это путь не близкий, 800-900 км. И не на поезде, и не на такси, а пешком по труднопроходимой тайге. В конце мая — начале июня он добирается до своего села. А по дороге из Нарыма приблизительно узнает, где нас выгрузили из барж. Отца его, а моего дедушку Федора Андреевича, тоже раскулачили, хоть и жил он небогато. Отобрали дом, скотину, но из села не выслали, а просто вышвырнули из дома и все. Федор Андре

126
ДЕТИ ГУЛАГА 1918-1956
евич выкопал себе в горе пещеру и перебрался туда. Было ему уже 62 года, в колхоз он все же не вступил.
Мой отец, чтобы не накликать ни на кого беду, пробирается в стоявший на окраине села бывший дом бабушки Анны Васильевны, в котором жила сестра отца Фрося с Баталовым; у них было уже двое детей. И, несмотря на то, что брат устроил ее судьбу, сосватав ее за Баталова, Фрося идет в сельсовет заявлять, что у нее на чердаке прячется ссыльный родной брат; но ее муж, Баталов, догоняет ее по дороге в сельсовет и избил до полусмерти. Двое суток она лежала в канаве без движения, потом ее перенесли в дом. Но заявить на брата Баталов ей не дал.
Отец через друга, фельдшера поляка Жиха достает ложные документы, по которым значится, что он якобы Логинов (девичья фамилия моей матери), а его жена Евдокия, когда он был на лесозаготовках, вышла замуж за кулака Окорокова, и их раскулачили. Друзья помогают ему чем могут. Мамина сестра — мы ее всегда звали ласково Варварушка — помогает продуктами, покупает лошадь, дает по паре приличной одежды для всех, и отец отправляется в обратный путь. Как он прошел снова эти 800 километров, только одному ему известно.
Мама заготавливала бересту для поделки обуви и туесов, а дед мастерил, что мог, для всех нуждающихся горемык. Вдруг мама слышит, кричат женщины: «Дуся, Алексей пришел»; мама думает, что это шутка, но нет: пришел ее Алексей за ней. Сейчас, в конце XX века трудно поверить, что были такие мужчины: вернуться опять в Нарым, да и найти свою семью. Да, отец пришел за нами, проделав за два месяца более 1,5 тысячи километров. Воистину, только Господь мог направить его к нам. Отец и мама (каждый по отдельности) молили Всевышнего, и Он не оставил их Милостью Своею.
Пробираясь по тайге, валежнику и болотам с лошадью, где верхом, где ведя лошадь под уздцы, он шел почти без отдыха. Короткие привалы и чуткий сон, в котором он видит одно и то же: что вот-вот он потеряет зуб, и ему думается, что кто-то из его близких умирает, и он идет и идет дальше, погоняя несчастное животное, у которого все ноги были избиты, ведь и ему немало досталось, пробираясь по валежнику и кочкам. Лошадь не выдерживает тягот пути, падает. Отец заваливает ее валежником, нагружает на себя все, что у него было, и идет, идет.
Я в это время лежала в гробу без сознания, и жизнь во мне еле теплилась.
Отец по приходу сразу же вырыл в горе нору, выводит из нее отверстие для дыма — делает такую самодельную печь, и, протопив ее, закрывает меня в ней, и, прогрев меня несколько раз, разогревает воду, и, смешав ее с медом и маслом, с ложечки поит меня. Губы у меня дрогнули, и мои родители и старики поняли, что жизнь не покинула это исхудалое четырехлетнее тельце. После нескольких таких процедур началось обильное отхаркивание мокроты с массой больших и плотных гнойных сгустков. Я стала ровнее дышать и подолгу открывать глаза, но ждать полного выздоровления было нельзя. Со дня на день ждали приезда охраны, и многих бы постигла расправа этих душегубов (позже родители узнали, что очень многих расстреляли). Маму тоже бы расстреляли за участие в «бунте» и за «кражу зерна», но и здесь Господь спасает нас. Отец решает бежать, и за ним идут еще многие молодые женщины, участвовавшие в раздаче зерна; отец берет с собой и стариков, живших с нами.
Итак, целый отряд, 22 человека, бегут вместе с моим отцом по горящей тайге и болотам. Все, что было у Феклиньи Васильевны и ее мужа, а также у мамы, и все вещи, переданные Варварушкой, все наше имущество оставили в

ГЛАВА I. «МЫ НАШ, МЫ НОВЫЙ МИР ПОСТРОИМ...» 1918-1936 гг.
127
избушке. Мама взяла с собой только по паре хорошего платья себе и отцу, и несла меня на руках. Отец нес сестру и кое-что из продуктов. Шли только ночью, а днем отец, простившись с нами, шел в разведку, чтобы узнать путь, по которому как-то выбраться из этого гиблого места. Решили: лучше тюрьма, чем поселение в Нарыме. Иногда мы плутали целую ночь, и утром оказывались на том же месте, откуда вышли. Так шли уже 10 суток. Все выбились из сил. Решили выйти к реке, чтобы хоть напиться нормальной воды, так как вода из болот, которую мы пили, была непригодна для питья. Продукты у нас все вышли. Только мы вышли к реке, нас тесным кольцом окружили всадники с ружьями, кто в солдатской форме, кто в простой деревенской одежде. Я сидела у мамы на руках, отец стоял с сестрой рядом, и вдруг один самый активный «вояка» стреляет прямо в упор в живот отца; но пуля попадает в металлическую пряжку ремня, рикошетом царапнув бок отца, мамину руку, на которой я сидела, и мою ногу. Их начальник подбегает к нам, ругает этого «активиста», и запрещает своим воякам расправляться с нами. Кое-как замазав кровоточащие царапины, нас гонят. Куда? Отца ведут впереди, нас с сестрой сажают на телегу, где уже едут другие, такие же пойманные дети, а женщин ведут сзади за телегой.
Мама просит конвойных пройти вперед в деревни, через которые мы проходим, попросить милостыню — все дети и взрослые голодны; она говорит конвою, что не бросит детей. Ее отпускают, и она бежит, спотыкаясь от усталости и голода, чтобы попросить подаяния. Народ боится открыто помогать нам, и выставляют за ворота кто хлеба горбушку, кто вареной картошки. Мама благодарит Бога, возвращается с полным фартуком еды. Оказалось, что нас гонят в Колпашево. В конце села, около реки, находятся бани частных хозяев, и нас в них размещают. Мужчин — в отдельной бане. В это время всем крестьянам было запрещено резать свой скот, надо было все сдавать государству, и кто ослушается, того ждала тюрьма.
Так вот, когда нас заводили в баню, мама заметила кишки от зарезанного скота в баке. В бане было темновато, и мама быстро набросила свой фартук на бак. Хозяин стоял ни жив ни мертв. Оставив одного охранника, конвойные ушли отдыхать. Мама выпросилась на речку, прополоскала кишки и сварила в этом банном баке суп, после чего выпросила и мужчин из их бани, и всех накормила. Хозяин, благодарный, что его спасли от тюрьмы, принес хлеба.
А тот «активный» боец, что стрелял в отца, еще раз стрелял в него из засады, но промахнулся. Всех взрослых вызывали на допрос, и хотя у отца были документы (подложные, но об этом никто не знал), и все же все молодые семьи решили отправить далеко на Север, за Каргасок, а это — верная смерть. Стариков наших отправили в Колпашево. Больше мои родители их не видели.
Мама договорилась с хозяином бани, чтобы он принес самогонки, и, когда баню охраняли двое охранников, напоила их. Хозяин помог нам бежать. Путь мы держали в сторону Томска. Все дороги охранялись, ночами стрельба, тайга горит. Днем мы прятались в зарослях, ночью кое-как передвигались. Надо было в одном месте перейти через небольшое болото. Отец днем, рискуя попасть под обстрел, перекинул дерево через трясину, чтобы можно было обойти посты. Ночью отец стал брать меня с маминых рук, и я, то ли сонная, то ли отец сделал мне больно, вскрикнула и заплакала, и тут же последовали выстрелы. Отец размахнулся, чтобы бросить меня в болото, но мама, зажав мне рот, повисла у него на руках. Так я во второй раз была спасена от смерти. Долго продолжалась стрельба из винтовок, но охрана поста не решилась сунуться в болото, тем более ночью, и мы благополучно выбрались из этой западни.

128_ДЕТИ ГУЛАГА 1918-1956
Сколько ночей мы шли — и счет им потеряли. Звери — медведи, лоси — обходили нас стороной, ведь они тоже были гонимы — горела тайга. Нам, измученным, голодным, надо было как-то выбраться из этих мест и отец решает зайти к кержакам-староверам. Мы очень ослабели и устали. Моя девятилетняя сестра шла, в основном, сама и очень повредила ноги. По дороге нам попались несколько дворов, населенных кержаками. У кержаков от черной оспы умерли все дети, и одна семья предложила отцу, чтобы он отдал им старшую дочь, за это они дадут нам хлеба, меду и лодку; если же мы на это не пойдем, то они сдадут нас в комендатуру. Что остается делать отцу? Он соглашается. Мама в истерике, рыдает, но отец неумолим. Живем мы у них целую неделю, набираемся сил; мама вся в слезах, да и сестра понимает — что-то неладно. Наступает день прощания. Сестру уводят и запирают в отдельную комнату, а маму, полуживую от горя, меня и продукты отец грузит в лодку и мы уплываем. Отплыв несколько километров, отец причаливает лодку к берегу, прячет нас в кустах, а сам возвращается назад к кержакам, чтобы выкрасть дочь. Четверо суток его не было; и вот возвращается он с моей сестричкой; слезы счастья льются из наших глаз. Отец не говорил маме, что пошел за дочерью, боялся, что не сможет выкрасть сестру.
И снова мы поплыли; но стали чаще попадаться селения, и нам пришлось оставить лодку и идти пешком. Но недолго нам пришлось пробираться тайгою. Нас опять ловят и пригоняют в село. Селят нас в амбар, приспособленный под тюрьму: двойные нары, на которых нет ничего, грязь, вонь. Стоит посередине деревянная «параша», полная до краев. В этой тюрьме — воровки и пропащие бабы с голыми титьками и самокрутками из махры в зубах. Ругань, мат, драки. Тучи клопов и вшей. Меня, маму и сестру помещают в эту преисподнюю, а отца — где-то отдельно. Меня и сестру вши и клопы съедают в одну сплошную коросту. Через несколько дней маму вызывают на допрос. Мама берет сестру за руку, а меня на руки и идет к оперу, который, развалясь на стуле, покуривает папироску.
Он начинает допрос, но мама, не слушая, кричит ему: «Убей моих детей, чтобы я не видела, как их съедают вши!» В ответ опер кричит на маму, всячески ее оскорбляет, материт ее, мама ему отвечает, что ничего говорить не будет. Тогда он попытался вытолкать ее за дверь, бил ее сапогом, а нас, как котят, за шиворот выбросил следом за ней.
Через несколько дней он все же смилостивился и разрешил нам ночевать на настиле около амбара, но ночи уже были холодные, а мы раздетые.
Вот какие картины запечатлелись в моей детской голове: момент, когда вооруженные всадники окружают нас около реки, и амбар с парашей и полуголыми грязными бабами. Всю жизнь я часто вижу все это во сне. Отравление этой вонью в дальнейшем вызвало пожизненную аллергию и с тех пор запах этот — кала, мочи, рвоты и других миазмов — действует на меня крайне болезненно.
Через некоторое время нас переводят в другой лагерь — тюрьму — километров 8-10 от Томска. Это бараки, огороженные высоким забором с колючей проволокой по верху, с вышками и вооруженной охраной. Здесь мы находимся вместе с отцом. Он работал возчиком, возил на подводе овощи в Томск. Все заключенные этого лагеря работали на сельхозработах, выращивали овощи, ухаживают за скотом. Моей сестре уже было десять лет, а она еще не училась. В этом лагере было очень много детей, но их никого не учили. Так мы прожили зиму и лето. Поползли слухи, что нас, семейных, ранней весной отправят в Нарым.
<...>

ГЛАВА I. «МЫ НАШ, МЫ НОВЫЙ МИР ПОСТРОИМ...» 1918-1936 гг.
129
Отец возил овощи в Томск и познакомился с одной семьей, рассказал им все свои мытарства. Люди оказались сознательными и решились помочь нам. Договорились, что отец заберет нас и постарается убежать, а мама останется в зоне.
Отец кладет меня в мешок, садится на него, и едет к проходной, сестренку тоже кладет в мешок к своему другу, молодому возчику, который тоже рисковал очень многим. Подъезжая к проходной, они оба читают молитвы. Отец часто угощал охрану махоркой (хотя сам и не курил); охрана не проверила ни отца, ни его молодого друга. Господь и на этот раз нам помог. Мы прячемся у наших друзей в Томске. Мама вызывается на работу по заготовке веников; оказавшись в березняке, она незаметно подходит к обрыву и съезжает кувырком на железнодорожное полотно. Потом, ползком, в овраг, чтобы не заметили даже соседки по заготовке веников, и, отлежавшись там, идет в Томск по известному ей адресу. И только подходит она к воротам, из них выходит милиционер. Мама чуть не потеряла сознания. Но милиционер прошел мимо и не обратил на нее внимания. И тут в окно мама увидала отца. Там мы прятались два-три дня и, переодевшись в более приличную одежду, которую нам дали добрые люди, двинулись в путь.
Купить железнодорожные билеты на вокзале в Томске родители побоялись, пошли до следующей станции. Стоит отец в очереди к окошечку кассы за билетами и то покраснеет, то побелеет. Документы проверяют, но выборочно. Видит мама, что отец выдаст себя, потому что уже не владеет собой. И мама идет в очередь, а его оставляет с нами, договорившись, что если он увидит, что ее арестовали, то пусть берет детей и скрывается. Тем временем, в очереди за несколько человек до мамы произошла заминка: милиция задержала каких-то мужчин. Мама воспользовалась этим, пробралась к окошку кассы и протянула деньги. О счастье! Билеты в ее руках! Отец хватает нас в охапку и мчится на перрон, подальше от внимательных глаз. Мама снимает с себя платочек, и — волосы остаются на платке!
И вот мы в поезде. Чтобы не привлекать к себе внимания, отец едет под лавкой. Так мы доезжаем до города нашего несчастия — Сталинска, и так как нам нельзя здесь оставаться, мы идем пешком до ближайшего вновь строящегося рудника — Мундыбаш, это километров 70—90 от Сталинска. До рудника еще не была проложена железная дорога, только были разложены шпалы и рельсы, но они не были закреплены и не подсыпаны. Как тяжело было идти по таким шпалам! Я, проходя сбоку по камням, чуть не наступила на гадюку — ядовитую змею, но отец успел схватить и отбросить меня. Я сильно разбила колени и уже не шла, а меня по очереди несли родители.
Так мы пришли в Мундыбаш в начале сентября 1932 года. Рабочих требовалось много, брали всех. Отец стал работать на руднике в забое, мама в рабочей столовой. Отец быстро построил избушку с одним окном, с русской печью, которую он сбил из глины, и мы живем в своем углу, никому не мешая и ни от кого не завися. Когда от сильного переживания в момент приобретения билетов у мамы выпали все волосы, то голова долго была совсем без волос — как колено; через шесть месяцев потихоньку стал расти пушок; впоследствии выросшие волосы были очень пушистые и не седели. (Прожив до 84-х лет, она не имела ни одного седого волоса.)
В школу сестра не пошла, так как у нее не было ни пальтишка, ни обуви. Отец проработал полгода и за хорошую работу ему дают отпуск на 10 дней. Он решает съездить в свое село Ильинку, чтобы взять справку, что он Окороков, так как на руднике начинается паспортизация. И только он появился, как его тут же арестовывают и отправляют этапом в Мариинскую тюрьму. Мы оста

130
ДЕТИ ГУЛАГА 1918-1956
лись одни. Мама ждет его со дня на день и уже опасается, что и ее с детьми заберут.
Через месяц к нам один мужчина приносит письмо, где отец сообщает о своем местопребывании. В это время в Мундыбаше идет сплошная паспортизация. Маму вызывает зав. столовой и говорит, что лучше нам уехать отсюда, что нас могут арестовать. Он помогает нам продуктами (что непросто — ведь все выдается по карточкам), и мы едем в Сталинск к дяде Коле (Варвариному мужу), тот нас поселил в своей бане. Мама оставляет нас одних, покупает мужскую одежду и едет к отцу в Мариинский лагерь.
Отец в это время работал на поле, выдергивая и обрезая свеклу. И снова, при помощи мамы, отец убегает из тюрьмы. Они приезжают в Сталинск. Отец живет с нами в бане, в случае тревоги скрываясь под полком. Так проходит около двух недель, но отец больше не может выносить такую жизнь и они снова решают двинуться на новостройку — в то время строили много рудников.
Так мы оказываемся в Таштаголе, это намного дальше от Сталинска, там еще нет паспортов. Отец устраивается забойщиком в рудник и строит около горы очередной домишко, мама работает на разных работах: прачкой, уборщицей, грузчиком: надо обязательно работать, чтобы получить хлебные карточки. Живем мы очень бедно. Одеть нечего, совершенно голые, постелить тоже, нет ничего. Мама вечерами ходит убирать квартиры местной знати, их жены расплачиваются тряпьем, из которого мама шьет всему семейству обновки. Мне мама сшила из старой малестиновой куртки-спецовки пальто, сказав: «Вот тебе, Мария, суконное пальто». Сколько было радости! Когда мы в первый раз в жизни пошли фотографироваться, я его не сняла, боясь, что его украдут. Эта фотография, к счастью, сохранилась, а это пальто я очень долго носила, и рукава до самых локтей блестели от соплей, так как нос я вытирала рукавами.
Идет 1933 год. Родителям по 31-му году, а богатства не нажито, здоровье подорвано. Мама забеременела, но знала, что рожать в таких обстоятельствах нельзя, и делает аборт, но не в больнице, а сама. Когда уже прощупывался плод, то она сама, своими руками, его раздавила. Трудно представить себе такую боль! Так мама делала уже неоднократно, но на этот раз открылось сильное кровотечение и мама три месяца не вставала с постели. Врач отказался ее лечить. <...> Мама же лечилась сама, всякими травами, и Господь помог ей вернуться с того света...
И до Таштагола доходит паспортизация. Отец за ударную работу получает денежную премию, но без паспорта больше жить нельзя, а для получения паспорта нужны документы, и отца не забирают, но предупреждают и предлагают куда-нибудь уехать. Куда? Конечно, если бы он был грамотным, может быть нашел бы какой-то приемлемый вариант, но нам ничего не остается, как всем семейством — будь что будет — вернуться в свое село.
Вот так мы все снова оказались в своем селе Ильинке, но где жить? Знакомые и родственники шарахаются от нас, как от прокаженных. Одна убогая женщина, калека хромая, маленького роста, жившая на заимке, в землянке, соглашается пустить нас с условием, что отец будет спать с ней, так как она хотела иметь от него ребенка. Что делать, деваться некуда — и родители соглашаются. Но Господь не допустил зачатия ребенка у калечки. Вот так мы живем. Никто никуда родителей на работу не берет, никто с нами не разговаривает, родные и то нас не признают.
Наступает 1934-й год. Мы живем на подаяния калеки. Вскоре на заимке появляется «черный ворон» и отца забирают и увозят. Мы снова одни. Кушать

ГЛАВА I. «МЫ НАШ, МЫ НОВЫЙ МИР ПОСТРОИМ...» 1918-1936 гг.
131
нечего. Но вскоре приходит спасительное письмо, что отца поставили на спецучет в Сталинске и что он работает на коксовой батарее на Кузнецком металлургическом комбинате шорником, то есть сшивает прорезиненные ленты конвейеров, которые часто рвутся. Жилья у него нет, он спит прямо в цеху на полу. Тут же нас вызывают в сельсовет, сажают на подводу (оказывается, нас уже затребовала спецкомендатура) и везут в Сталинск. Нас ставят на спецучет и поселяют на «Островской площадке», где была вырыта глубокая траншея, перекрытая бревнами, хвоей, землей — так называемое «жилье». Там уже находилось много таких семей. Через реку Томь и не замерзавшую реку Обу (все ее называли Обушкой, эта река отходами Кузнецкого металлургического комбината превращена была в сточную канаву, которая миазмами отравляла всю окрестность) — за ними находился Сталинск.
Весь период от нашего раскулачивания до постановки на спецучет отражен всего несколькими строчками в архивной справке УВД Кемеровской области от 7 августа 1990 года:
«Имеются сведения, что Окороков А.Ф. с места поселения бежал и возвратился с семьей к прежнему месту жительства в с. Ильинка Сталинского района Кемеровской обл., где в 1934 г. был арестован сельским советом и этапирован на жительство в г. Сталинск. Семья осталась проживать в с. Ильинка, затем переехала в г. Сталинск».
Все так просто, спокойно. И не было этих страшных гибельных трех лет: тюрем, лагерей, бродяжничества по болотам и горящей тайге, голода, болезней, клопов, вшей, унижений, оскорблений — всех мучений, выпавших на нашу долю. И «семья переехала», а не привезли нас и поставили на спецучет, что делало нас изгоями и бесправными.
Поселили нас в землянках-траншеях; там их было выкопано очень много, и в каждой проживало по несколько семей. Земляные полы и стены часто осыпались, а в дождь вода текла и со стен, и с потолка. Отец вкопал столб и на нем сколотил подобие стола, рядом вкопанные чурбаки были стульями; ложки и чашки были им вырезаны из дерева. Вся наша еда — это хлеб по строго определенной норме, то есть по маленькому кусочку, и вода. Раз, залезая на этот «стул», я опрокинула чашку с супчиком, и больше и не просила, зная, что налить заново нечего.
Наступила осень. Мама часто по утрам, когда еще все спали, шла на поля, где уже выкопали картошку, и находила там несколько штук. Это считалось счастьем. Супы варили из ржавых селедочных голов, которые отец собирал незаметно в заводской столовой; если удавалось добавить еще в супчик и горстку гречневой крупы — это было объедение. Ели еще затируху: когда в котелке из ржавых банок закипала вода, в нее сыпали немного муки, и получалось что-то вроде клея, без всякого масла или жира. Нам тогда казалось, что это очень вкусно. Еще ели ржаные сухари, которые заливались холодной водой и немного сбрызгивались растительным (конопляным и изредка подсолнечным) маслом — это «блюдо» называлось «мурцовка».
Когда я была уже взрослой и эти времена ушли в далекое прошлое, я пробовала сварить эти «кушанья», но скушать их не смогла.
За три года скитаний мы с сестрой отвыкли говорить вслух, громко, только шептались, и соседи по траншее говорили, что у нас мать неродная и поэтому мы такие забитые. Сестра пошла учиться в спецпереселенческую школу. По возрасту ее определили в 4-й класс, а она ничего не знает и не умеет, ведь ей не пришлось учиться даже в первом классе. Она училась очень плохо. Сколько ей пришлось перенести насмешек; сколько слез она пролила, но месяца через три

132
ДЕТИ ГУЛАГА 1918-1956
самостоятельных упорных занятий (родители были неграмотными и помочь ей не могли) она догнала своих соучеников.
Мама целыми днями ходила по убранным полям, хотя ходить в рваных ботинках по снегу холодно и мокро, и ей удавалось найти кое-что съедобное, но тут выпал снег. Но она нашла поле с табаком; правда, лист уже был собран, но стебли и листочки кое-где все же сохранились. Мама эти стебли и листочки принесла домой и, насушив, порезала очень острым ножом (у отца было много самодельных ножей для резки транспортерных лент) — получилась махорка. И она идет на мостик через эту незамерзающую Обушку (все потеплее) и продает ее стаканами мужикам, идущим на работу и с работы.
На другом берегу реки Томи был деревообрабатывающий завод (ДОЗ), который от разлива реки защищался дамбой. От разлива реки эта дамба защищала и вблизи построенные домики. Но хотя спецпереселенческие улицы (их было две или три) находились дальше от реки, их каждую весну затопляло. На этом месте, где находилась городская свалка, мама нашла одну избушку-засыпушку с огородом в 4—5 соток, которую продавали за 300 рублей. Деньги для нас немалые. Где взять? Отец получал зарплату около ста рублей в месяц, очень много удерживали на содержание спецкомендатуры. Денег нам даже на хлеб не хватало. Мамина сестра Варвара продает пуховую шаль; но денег все равно не хватает. Тогда мама идет к односельчанам, жившим на песчаном карьере, и берет меня с собой. Я в своей сознательной жизни первый раз попадаю в теплый уютный дом, где крашенные полы, на окнах шторы, пахнет пшенной кашей с маслом, да и вообще какой-то незнакомый мне дух в этом доме. Живут в нем муж и жена без детей, и вот здесь у меня зародилась подлая мысль: что если бы мои родители умерли, то, может быть, они взяли бы меня к себе жить. Как потом мне было стыдно и горько за эти мысли! Эти односельчане нигде не работали и, видимо, занимались воровством и мошенничеством. Денег они нам дали, но, зная, что с нашего заработка мы долго не сможем отдать им долг, поставили условие, что мама будет сдавать эту засыпушку, живя в ней же, игрокам в карты (а это было запрещено). Мама соглашается. И вот теперь у нас с мамой избушка-засыпушка в одну комнату. Мы с мамой перебираемся из траншеи, а сестра остается: ей надо окончить 4-й класс.
Мама встречает отца и ведет его на новое местожительства. Он очень рад, и не верится ему, что у нас свой угол с деревянными полами и с электролампочкой, но больше нет ничего, кроме четырех стен. И каждый вечер заявляются к нам незнакомые дядьки, в основном нерусские (казахи или киргизы), занавешивают окна принесенными с собой черными тряпками и играют в карты на деньги почти всю ночь, а мы втроем в углу спим на своих одежонках, прижавшись друг к другу. За это они нам платят. И когда мама набирает денег для отдачи долга, она им отказывает. Игроки отдают нам две черные тряпки, которыми они занавешивали окна. Одной мама занавешивает окно с улицы с наветренной стороны, а из другой шьет сестре юбку и сумку для книг.
Зима в разгаре. Отца часто задерживают на работе и не выпускают с завода по пятидневкам. Мама старается как-то заработать лишнюю копейку, сестра на Островской площадке, а я остаюсь одна дома, и увидев свое отражение в стекле окна (я же не видела его никогда) очень боюсь, а спрятаться негде — нет ни стола, ни кровати. Маме надо навестить сестру, чем-то ее покормить, а это через реку по льду, а потом в гору и километров пять в одну сторону. К отцу на завод сходить, чтобы отнести ему что-либо покушать и забрать у него обрезки транспортерной ленты, спрятав их под пальтишко (благо мама была очень тоненькая), — это тоже километров десять. Завод (КМК) был еще не огорожен, но

ГЛАВА I. «МЫ НАШ, МЫ НОВЫЙ МИР ПОСТРОИМ..■» 1918-1936 гг._133
охране попадаться на глаза очень опасно. Эту ленту дома мама раздирает пополам и из той ее части, что с пупырышками, шьет тапочки, а из резины — подошвы к ним. Так к лету она шьет всей семье обувь и заготавливает еще и на продажу.
В избушке холодно, топлива купить не на что, и мама посылает меня за коксом, лежавшего большой кучей неподалеку около нашего дома. Дом, около которого лежал кокс, был заколочен, и кокс как будто никем не охранялся. Взяв маленькое оцинкованное ведерко (подарок Варварушки) я пошла — днем — за коксом. Только я набрала ведерко, как тут же, как из-под земли, появляется сторож, хватает меня и угрожает посадить в этот необитаемый дом, и что там уже есть такие воришки. Конечно, тем, которые не испытали всех прелестей тюрем, было бы не так страшно; но я, тогда еще малый ребенок, буквально лишилась чувств. Когда я очнулась, то была вся мокрая — я описалась. Сторож не держал меня, и я вскочила и побежала. Сторож кричал мне, чтобы забрала ведро, но я улепетывала со всех ног. Мама все это видела в окошко. Обливаясь слезами, она выскочила и, схватив меня, занесла домой, и мы, обнявшись, долго плакали. Мама поклялась Богу, что никогда ни сама, ни ее дети воровать не будут.
Кое-как мы дотянули до весны. Весной нашу спецпереселенческую улицу затопило, но мы никуда не перебрались — некуда, а пережили наводнение на чердаке.
У отца сильно заболела рука — на суставе, где ладонь соединяется с рукой, стала расти шишка, и ладонь сильно опухла. Он пошел в больницу, но освобождения от работы ему не дали, сказав, что это пройдет: ведь больница эта была для спецпереселенцев, а к нам отношение было соответственное. Рука стала неподвижной, и отец решает делать себе операцию сам. Он заливает эту шишку серной кислотой, на огне обжигает острый нож и вырезает шишку. Завязав кое-как рану всяким тряпьем, идет на работу. А там, в коксовом цехе грязь и уголь, которые просачиваются через тряпье. Рука опухает до самого плеча, страшная боль. В больнице ему выносят приговор: ампутация руки по локоть. Отец уходит из больницы и лечит руку домашними средствами, детской мочой, и рука заживает.
Тут его переводят работать на конский двор, а это ему, любящему лошадей,
как дорогой подарок.
Отцу удается достать семян турнепса и вспахать землю на свалке, находящейся за нашей улицей. Свалка протянулась на несколько километров, со всего города по нашей улице, днем и ночью ассенизаторы в бочках везут экскременты, а также всякий мусор и отходы. Выбрав место, где все перегнило, отец и посеял там турнепс. Он уродился на славу, хоть на выставку. Родители делают силосную яму и набивают ее турнепсом, а часть отдают брату отца Кузьме в деревню, чтобы он мог прокормить свою корову, ведь в колхозе голод. И отец помогает, как может, родне. Он договаривается купить еще не родившегося теленка, и — о счастье! — оказывается телочка, и мы начинаем потихонечку обживаться. Но живем мы по-прежнему очень бедно, одеть нечего, да и купить что-либо большая проблема, так как в магазинах пустые полки — вплоть до Отечественной войны в Сибири, да видимо, и во всем СССР не было промтоваров.
Один раз мама двое суток стояла в очереди за ситцем: считали, пересчитывали по несколько раз за ночь. Утром в красивой коляске на красивом вороном коне к магазину подъезжает жена депутата Бутенко, и мама узнает нашу лошадь! Ее мои родители выкормили и мама часто баловала этого жеребенка. Звали его Егерь, но кучер, привезший жену этого Бутенко, называл его Орли

134__ДЕТИ ГУЛАГА 1918-1956
ком. Мама подошла к жеребцу и назвала его: «Егерь, Егерь!» Тот мотнул головой, заржал и стал бить копытами. Он так сильно выражал свою радость от встречи с мамой, что Бутенчиха испугалась и говорит: «Эта женщина ведьма!», — села в коляску и, не заходя в магазин, укатила. Народ обступил маму. Слезы градом катились по ее щекам. Она была рада встрече и памяти Егеря и ушла домой, не дождавшись своей очереди.
В скором времени маму вызвали в комендатуру и заставили работать на пилораме, отбрасывать горбыль после распиловки бревна. Это очень тяжелая работа, и для нездоровой истощенной женщины она оказывается непосильной. Окончательно надорвавшись, мама свалилась. Ее направляют в спецпереселенческую больницу. И вот, зайдя в кабинет, она видит, что сидит толстопузый врач, который и говорит маме: «Ты не больна, это у тебя на кофте пуговицы заболели». Но мама не растерялась и грубо ему отвечает: «Мои пуговицы не заболеют, они свободно сидят, а вот твои, видимо, очень больны, ведь им еле удается сдерживать твое пузо». Врач видит, что эта маленькая измученная женщина не будет ползать в ногах, вымаливать освобождение от работы, и, ни слова больше не говоря, освобождает ее от всех видов работ. Но сколько и как тяжело ей доставалось — и хлопоты по дому, и усилия как-нибудь добыть пропитание.
Все лето детвора с нашей спецпереселенческой улицы бегала босиком по свалке, собирали разные склянки, использованные бинты, все в гною, иногда разматывали гипсовые руки и ноги, и все тащили на болотце, что было рядом, там их кое-как стирали, ну а потом ими играли или завязывали свои многочисленные раны от ушибов и порезов.
Болото это называлось Кулинчево, по фамилии заведующего баней, так как из бани в это болото стекала грязная вода. Сколько там водилось козявок и жуков, всякой нечисти, но нам, детворе, это было не страшно; взрослым же было не до нас. На свалке рос паслен, все его звали «бздника», и ели мы этот паслен целыми горстями, немытый и грязными руками. Уже будучи взрослой, я читала, что есть эту ягоду нельзя — она ядовита, но, видимо, и здесь Господь уберег детвору с спецпереселенческой улицы — никто из нас не отравился.
Летом отец пристраивает к избушке еще две комнаты — спереди, на деревянных сваях, тоже засыпушка. Все работы выполняет он один. Мама же со старшей моей сестрой Анастасией все лето работают в колхозе, заготавливают сено, на условиях: 10 стогов колхозу, один себе. В выходные дни отец тоже идет в деревню, помогает им метать стога. В деревне пасется и наша будущая корова. Родственники из села иногда стали заезжать к нам, так как дорога на Ильинку проходила мимо нашего дома, по спецпереселенческой улице, по свалке и до деревни Митино. Родители часто забирали меня в деревню к дедушке с бабушкой, там я отъедалась в их более благополучном хозяйстве... <...>
Дед мой, Окороков Ф.А., был трудяга. Когда его раскулачили, отобрав все: дом, скотину, домашний скарб — он вне деревни, недалеко от кладбища, через речушку, выкопал себе землянку и переселился в нее со своей семьей: бабушкой, сыном Александром. Вручную, лопатами, копают себе огород —почти полгектара! Дедушка на своем горбу таскает хворост, и обносит огород тыном. Выращивает он невиданные в ту пору в Сибири помидоры, дыни, арбузы. Используя протекающую неподалеку речушку, дед прокопал в огород и снова в реку канал, и устроил там садок, где всегда в проточной воде плавала свежая рыба — он был и хорошим рыбаком, и умельцем на все руки, а ведь ему в это время было 65 лет! В землянке им была сбита большая русская печь, на которой всегда что-то сушилось (то сухари, то тыквенные или подсолнечные семечки). Мы, внучата, любили сидеть и спать на этой печи. Дедушкина дочь Мария,

ГЛАВА I. «МЫ НАШ, МЫ НОВЫЙ МИР ПОСТРОИМ.■■» 1918-1936 гг._135
моя тетка, вышла замуж за сельского активиста, лодыря из лодырей. Жить им было негде, снимали углы, и, когда его забрали в армию, дед строит небольшой рубленый из дерева дом, рядом с своей землянкой. Мария работает в колхозе, а ее двое дочерей на присмотре у дедушки и бабушки. (Дедушка и бабушка были совершенно неграмотны, даже не могли расписаться.) Дедушка трудится не покладая рук, обрабатывая огород вручную, заводит скотину, птицу и кормит своих взрослых детей и внуков, а в колхозе голод, разруха, на трудодень не выдают ничего. В колхоз дед ни за что вступать не стал, и вот за это его в возрасте 68 лет арестовали.
Управление госбезопасности Кемеровской области на мой запрос о его судьбе сообщило, что 4 августа 1937 года Окороков Ф.А. осужден тройкой по статье 58-2, 58-11 (а это пособничество мировой буржуазии, в сообществе, группа) и приговорен к расстрелу, и почти сразу же расстрелян, 17 августа 1937-го гнусного года.
<...>
В 1938-м году моя сестра закончила семь классов. Она очень хорошо рисовала и всем девочкам из своего класса оформила дневники; за это ей давали чистые тетради. У нас не было денег, даже чтобы купить чистую тетрадку. На каждом чистом месте в учебнике она рисует преподавателей, и все удивляются очень большому сходству. Однажды она нарисовала портрет Ленина, но ее отругали и сказали, что вождей рисовать имеют право только художники, и то не все, а только те, кто на это имеет разрешение. Один молодой преподаватель решил походатайствовать за сестру, чтобы ее приняли в художественное училище, но ему объяснили, что детей кулаков не учат, им прямая дорога на черные работы. Но сестра, этого не зная, записалась для продолжения учебы в 8-й класс в соцгородке. Тот, кто производил оформление, видимо, не подумал, что эта маленькая худенькая девчонка такая наглая, что, будучи дочерью кулака, захотела окончить еще и десятилетку! И ее не спросили о родителях. Но учеба в 8-м классе была недолгой: через месяц стали собирать сведения, у кого какие родители, и сестру выгнали из 8-го класса...
В 1939 году началась финская война. Хотя карточек на хлеб еще не было, но купить его было ох как не просто! Давали одну булку (1 кг.) в одни руки. Надо было занимать очередь с вечера. Мороз под 40°, а одежонка «на рыбьем меху». В ночь пересчитываются несколько раз; старшие мальчишки стараются оттолкнуть мелюзгу в хвост. Утром в магазин впускали по 10 человек, вся очередь стояла на улице, на морозе; и как только двери открывали, шустрые пацаны лезли вперед, прямо по головам; драка, брань, сумятица. Те, кому утром удалось купить хлеб, счастливые, идут в школу, но на уроке очень хочется спать. Засыпаешь и просыпаешься от удара по голове линейкой. Конечно, и в спецпереселенческой школе были разные педагоги, но рукоприкладство в ней было делом обычным. Когда нас вызывали к доске, мы должны были стоять лицом к доске, а не как в обычной школе — лицом к классу. Тем самым ликвидировалась возможность ответа по подсказке. А если голову повернешь, получишь тумака по затылку. Библиотека была только при школе, и в ней было мало книг. Я училась уже в 4-м классе и не прочитала ни одной книжки. Еще в 3-м классе я записалась в школьную библиотеку, дали мне первую книгу — Конституцию СССР — и сказали, что, пока я ее не прочитаю и не расскажу, что в ней написано, других книг мне не дадут. Целый год я пряталась от библиотекарши. А детские книги и сказки я очень редко брала у подружек, не спецпереселенок. <...>

-______ДЕТИ ГУЛАГА 1918-1956
№79
ИЗ ПИСЬМА ИНСТРУКТОРА НАРЫМСКОГО ОКРУЖКОМА В.А. ВЕЛИЧКО И.В. СТАЛИНУ, СЕКРЕТАРЮ ЗАПСИБКРАЙКОМА ВКП(б) Р.И. ЭЙХЕ И СЕКРЕТАРЮ НАРЫМСКОГО ОКРУЖКОМА ВКП(б) К.И. ЛЕВИЦУ
22 августа 1933 г.
29 и 30 апреля этого года из Москвы и Ленинграда были отправлены на трудовое поселение два эшелона деклассированных элементов. Эти эшелоны, подбирая по пути следования подобный же контингент, прибыли в г. Томск, а затем на баржах в Нарымский округ.
18 мая первый и 26 мая второй эшелоны, состоя из трех барж, были высажены на реке Оби у устья р. Назина, на остров Назина, против остяцко-русского поселка и пристани этого же названия (Александровский район, северная окраина Нарымского округа).
Первый эшелон составлял 5070 человек, второй — 1044. Всего 6114 человек. В пути, особенно в баржах, люди находились в крайне тяжелом состоянии: скверное питание, скученность, недостаток воздуха, массовая расправа наиболее отъявленной части над наиболее слабой (несмотря на сильный конвой). В результате — помимо всего прочего — высокая смертность. Например, в первом эшелоне она достигала 35—40 человек в день...
Первый эшелон пристал к острову в прекрасный солнечный день. Было очень тепло. В первую очередь на берег были вынесены до сорока трупов, и потому что было тепло, а люди не видели солнца, могильщикам было разрешено отдохнуть, а затем приступать к своей работе. Пока могильщики отдыхали, мертвецы начали оживать. Они стонали, звали о помощи, и некоторые из них поползли по песку к людям. Так, из этих трупов ожили и стали на ноги 8 человек.
Жизнь в баржах казалась роскошью, а пережитые там трудности сущими пустяками по сравнению с тем, что постигло эти оба эшелона на острове Назина (здесь должна была произойти разбивка людей по группам для расселения поселками в верховьях р. Назиной). Сам остров оказался совершенно девственным, без каких то ни было построек. Люди были высажены в том виде, в каком они были взяты в плен в городах и на вокзалах: в весенней одежде, без постельных принадлежностей, очень многие босые.
При этом на острове не оказалось никаких инструментов, ни крошки продовольствия, весь хлеб вышел и в баржах, поблизости также продовольствия не оказалось. А все медикаменты, предназначенные для обслуживания эшелонов и следовавшие вместе с эшелонами, были отобраны еще в г. Томске.
Такое положение смутило много товарищей, сопровождавших первый эшелон <в> 5070 ч<еловек> (дело в том, что еще в баржах многие из-за недостатка хлеба голодали). Однако эти сомнения комендантом Александровско-Ваховской участковой комендатуры Цыпковым были разрешены так: «Выпускай... Пусть пасутся».
Когда началась «реабилитация», мне прислали уведомление, что хотя я и вместе с семьей раскулачена и сослана, но ссыльной я не была — вот так! А ведь я ходила отмечаться в спецкомендатуру до 1953 года!37
Архив Московского историко-литературного общества (МИЛО) «Возвращение»38. Подлинник. Машинопись.

ГЛАВА I. «МЫ НАШ, МЫ НОВЫЙ МИР ПОСТРОИМ...» 1918-1936 гг.
137
На второй день прибытия первого эшелона, 19 мая, выпал снег, поднялся ветер, а затем мороз. Голодные, истощенные люди, без кровли, не имея никаких инструментов и в главной своей массе трудовых навыков и тем более навыков организованной борьбы с трудностями, очутились в безвыходном положении. Обледеневшие, они были способны только жечь костры, сидеть, лежать, спать у огня, бродить по острову и есть гнилушки, кору, особенно мох и пр. Трудно сказать, была ли возможность делать что-либо другое, потому что трое суток никому никакого продовольствия не выдавалось. По острову пошли пожары, дым.
Люди начали умирать.
В первые сутки после солнечного дня бригада могильщиков смогла закопать только 295 трупов, неубранных оставив на второй день. Новый день дал новую смертность, и т.д.
Сразу же после снега и мороза начались дожди и холодные ветра, но люди еще оставались без питания. И только на четвертый или пятый день прибыла на остров ржаная мука, которую и начали раздавать трудпоселенцам по нескольку сот грамм.
Получив муку, люди бежали к воде и в шапках, портянках, пиджаках и штанах разводили болтушку и ели ее. При этом огромная часть их просто съедала муку (так как она была в порошке): падали и задыхались, умирали от удушья.
Всю свою жизнь на острове (от 10 до 30 суток) трудпоселенцы получали муку, не имея никакой посуды. Наиболее устойчивая часть пекла в костре лепешки. Кипятка не было. Кровом оставался тот же костер. Такое питание не выправило положения. Вскоре началось изредка, а затем в угрожающих размерах людоедство. Сначала в отдаленных углах острова, а затем — где подвертывался случай.
Однако наряду с этим известная часть жила сносно, хотя и не имела, как и все, жиров, а одну муку. Такое положение объяснялось методами организации всех этих людей. На острове был комендант (Шихилев), стрелки ВОХР и медработники и, конечно, каптенармусы. Наряду с людоедством комендатурой острова были зарыты в землю тысячи килограммов муки, т. к. она находилась под открытым небом и испортилась от дождей. Даже та мука, которая выдавалась трудпоселенцам, попадала не всем. Ее получали т.н. бригадиры, т.е. отъявленные преступники. Они получали мешки муки на «бригаду» и уносили их в лес, а бригада оставалась без пищи. Неспособность или нежелание организовать обслуживание людей дошло до того, что, когда впервые привезли на остров муку, ее хотели раздавать пятитысячной массе в порядке индивидуальном, живой очереди. Произошло неизбежное: люди сгрудились у муки, и по ним была произведена беспорядочная стрельба. При этом было меньше жертв от ружейного огня, чем затоптано, смято, вдавлено в грязь...
Образовались мародерские банды и шайки, по существу царившие на острове. Даже врачи боялись выходить из своих палаток. Банды терроризировали людей еще в баржах, отбирая у трудпоселенцев хлеб, одежду, избивая и убивая людей. Здесь же, на острове, открылась настоящая охота, и в первую очередь за людьми, у которых были деньги или золотые зубы и коронки. Владелец их исчезал очень быстро, а затем могильщики стали зарывать людей с развороченными ртами.
Мародерство захватило и некоторых стрелков, за хлеб и махорку скупавших золото, платье и др. По острову установились цены: новое пальто — 1/г булки или 1 пачка махорки; 1 пач<ка> махорки — 300 руб., два золотых зуба или четыре коронки. Моментами, стимулирующими эту сторону и усиливающими

138
ДЕТИ ГУЛАГА 1918-1956
смертность, явилось отсутствие какого бы то ни было физического производительного труда. За все время пребывания на острове трудпоселенцы ничего не делали. Тот, кто не двигался или мало делал движений, умирал.
В такую обстановку попал и второй эшелон, быстро воспринявший порядки острова. В конце мая (25-27) началась отправка людей на т. н. участки, т. е. места, отведенные под поселки.
Участки были расположены по р. Назина за 200 километров от устья: поднимались на лодках. Участки оказались в глухой необитаемой тайге, также без каких бы то ни было подготовительных мероприятий. Здесь впервые начали выпекать хлеб в наспех сооруженной одной пекарне на все пять участков. Продолжалось то же ничегонеделание, как на острове. Тот же костер, все то же, за исключением муки. Истощение людей шло своим порядком. Достаточно привести такой факт. На пятый участок с острова пришла лодка в количестве 78 человек. Из них оказались живыми только 12.
Смертность продолжалась.
Участки были признаны непригодными, и весь состав людей стал перемещаться на новые участки, вниз по этой же реке, ближе к устью.
Бегство, начавшееся еще на острове (но там было трудно: ширина Оби, шел еще лед), здесь приняло массовые размеры. На одном из участков в ясные зори слышалась отдаленная гармонь, крик петуха и звуки, подобные гудку. Это был крохотный поселок, от которого участки отделяло непроходимое болото. Люди, не зная, где они, бежали в тайгу, плыли на плотах, погибали там или возвращались обратно.
После расселения на новых участках приступили к строительству полуземля-ных бараков, вошебоек и бань только во второй половине июля. Здесь еще были остатки людоедства, и на одном из участков (№ 1) закапывались в землю испорченные мука и печ<еный> хлеб, портилось пшено на другом (уч. № 3).
Жизнь начинала входить в свое русло — появился труд, однако расстройство организмов оказалось настолько большим, что люди, съедая по 750—800—900— 1000 грамм хлеба, продолжали заболевать, умирать, есть мох, листья, траву и пр. Наряду с присылкой сюда прекрасных коммунистов, взявшихся за дело как следует, оставались комендантами и стрелками разложившиеся элементы, творившие над трудпоселенцами суд и расправу: избиения, узурпаторство, убийства людей, — бездушные в отношениях к ним, мат и произвол — нередкие явления. <Приведу> такие факты. Коменданты Власенко и Понасенко избивали трудпоселенцев. Стрелок Головачев за похищение одной рыбины в пути следования лодки избил трудпоселенца и приказал ему умыться. Когда это было выполнено, приказал прыгнуть с лодки. Трудпоселенец прыгнул и утонул... Комендант Сулейманов, кроме того что избивал людей при выдаче трудпосе-ленцам сахара, поедал его (на глазах у всех) в невероятно больших количествах и теперь, по его собственному заявлению, потерял всякий вкус. Помимо этого он брал гребцов-трудпоселенцев и катался на лодке.
Будь люди поворотливее, смертность можно было бы сократить до минимума, т.к. она происходила главным образом от поноса. Однако, несмотря на строжайшие приказы командования, сухари больным не выдавались, тогда как сухарь спас бы сотни людей, потому что отсутствовали всякие медикаменты, ощущалась потребность в вяжущих (против поноса) средствах. При этом огромный запас галет лежал в палатках и базах, т. к. не было указания, могут или нет пользоваться этими галетами больные. Такая история случилась и с сушеной картошкой, и с листовым железом, тогда как наступили осенние холода, а больные лежали в палатках, а затем в бараках без окон и дверей. Можно при

ГЛАВА I. «МЫ НАШ, МЫ НОВЫЙ МИР ПОСТРОИМ...» 1918-1936 гг.
139
вести факты прямой провокации: несмотря на то, что поселки в тайге, больные лежали на земле, а та часть, которая не помещалась на нарах из палок, лежала на мху, в котором немедленно заводились черви. Или (другой пример): обмундирование висело в складах, а люди голы, босы, заедались сплошной вшивостью.
Нужно заметить, что все описанное так примелькалось начсоставу и работникам большинства участков, что трупы, которые лежали на тропинках, в лесу, плыли по реке, прибивались к берегам, уже не вызывали смущения. Более того, человек перестал быть человеком. Везде установилась кличка и обращение - ШАКАЛ.
Нужно отдать справедливость, что взгляд этот последовательно осуществлялся в ряде случаев. Например, 3 августа с Назинской базы на уч. № 5 была отправлена со стрелком т. Шапита лодка с людьми. Их нигде не снабдили, и они оставались голодом, проезжая участки, прося хлеба. Им нигде не давали, а из лодки на каждом участке выбрасывали мертвых. На 5-й участок прибыло 36 ч<еловек>, из них мертвых 6 человек. Сколько человек выехало, так и не удалось установить.
В результате всего из 6100 чел., выбывших из Томска, и плюс к ним 500— 600-700 чел. (точно установить не удалось), переброшенных на Назинские участки из других комендатур, на 20 августа осталось 2200 человек.
Все это, особенно остров, осталось неизгладимой метой у всех трудпоселен-цев, даже у отъявленного рецидива, видавшего виды на своем веку. Остров прозван Остров смерти, или Смерть-остров (реже — Остров людоедов). И местное население усвоило это название, а слух о том, что было на острове, пошел далеко вниз и вверх по реке.
ГАНО. Ф.З-П. On. 1. Д. 540а. Лл. 89-100.
Опубликовано: Нарымская хроника. 1930-1945. Трагедия спецпереселенцев. Документы и воспоминания. М., 1997. С. 53-58.
№ 80
ИЗ ДОКЛАДНОЙ ЗАПИСКИ КОМИССИИ ЗАПСИБКРАЙКОМА ВКП(б) В ЦК ВКП(б) Я.Э. РУДЗУТАКУ И В ЗАПСИБКРАЙКОМ ВКП(б) Р.И. ЭЙХЕ
<1933г>
По поручению Западно-Сибирского краевого комитета партии комиссия в составе тт. Ковалева М.И. (крайКК), Курдова (краевая прокуратура), Сорокина (ПП ОГПУ), Арнаутовского (представителя «ГУЛАГа»), ознакомившись и исследовав на месте все факты, изложенные в известном ЦК и крайкому письме тов. Величко, установила, что приведенные факты в письме в основном подтвердились.
...Последующее переселение всех людей с острова Назино производилось в течение июня месяца на отведенные участки по речке Назино; причем надо отметить, что и на этих участках также ничего не было приготовлено в смысле строительства для размещения людей, которые бы там могли жить в примитивных барачно-земляных жилищах. Люди на отведенных участках также жили у костров, в шалашах, землянках, прикрытых ветвями, травой и дерном, и только при вторичном переходе на новые участки, ближе к устью реки Назино, было развернуто строительство бараков полуземляного типа. Это относится уже к концу июля месяца.

140

No comments:

Post a Comment