7/15 Дети ГУЛАГа

ДЕТИ ГУЛАГА 1918-1956

содействие, но этим Захарьян не хотела воспользоваться, задавшись своей целью воспитать ребенка, как указано, в контрреволюционном духе.

Захарьян с момента прибытия на командировку до сих пор нигде не работает и от Вас на этот счет, несмотря на мой запрос, нет никаких указаний.

В целях ликвидации в корне указанной группы троцкистов необходимо убрать с командировки троцкистов: Сербского и Захарьян, что лишит главным образом группу руководителя, и во вторую очередь — обезглавленная группа троцкистов лишится места сборищ (комнаты, занимаемой Сербским), каковая является для них местом явок.

Жду Ваших указаний.

Начальник командировки В. Берзинской п/л пункта имени т. Берзина БОЛОТОВСКИЙ

17.06.37 г.

Выписка из протокола № 3 Заседания Тройки УНКВД по «Дальстрою» от 7 сентября 1937 года

СЛУШАЛИ

ПОСТАНОВИЛИ

Дело № 229 УНКВД по «Дальстрою» по обвинению:

I. Сербского Соломона Наумовича, 1907 г. р., ур. г. Бердичева Киевской области. Троцкист с 1928 г. Осужден: в 1929 г. к 1 году политизоля-тора с последующей ссылкой на 2 года; в 1931 г. лишен права проживания в 12 пунктах сроком на 3 года; в 1933 г. к 3 годам политизолятора; в 1935 г. за участие в КРТД ссылка на 3 года; в 1936 г. за КРТД сроком на 5 лет, в активной к-р подрывной и троцкистской деятельности —

Верно: Оп. уполн. 8 отдел. УГБ УНКВД по ДС

Сербского

Соломона Наумовича РАССТРЕЛЯТЬ

подпись печать

Выписка из протокола № 3 Заседания Тройки УНКВД по «Дальстрою» от 7 сентября 1937 года

СЛУШАЛИ

ПОСТАНОВИЛИ

Дело № 229 УНКВД по «Дальстрою» по обвинению:

II. Захарьян Евгении Тиграновны, 1901 г. р., ур. г.Тифлиса. Троцкистка с 1929 г. Осуждена: в 1929 году по ст. 58-10 к 3 годам ссылки; в 1932 г. за КРТД к 3 годам политизолятора; в 1933 г. к 3 годам ссылки; в 1936 г. за КРТД к 5 годам ИГЛ — в активной к-р подрывной и троцкистской деятельности —

Верно: Оп. уполн. 8 отдел. УГБ УНКВД по ДС

Захарьян

Евгению Тиграновну РАССТРЕЛЯТЬ

подпись печать ГЛАВА II. ЕЖОВ —БЕРИЯ. ПРЕДВОЕННЫЕ РЕПРЕССИИ. 1937-1941 год (первой полугодие)

Сопротивление в ГУЛАГе. Воспоминания. Письма. Документы. М.: «Возвращение». 1992. С. 145-155.

ИЗ ВОСПОМИНАНИЙ В.А. ШУЛЬЦ «В СРЕДНЕЙ АЗИИ»

<1938год>

Наступает ночь. Отъезд. Опять идем, окруженные тьмой, по черной дороге, мимо черных полей... В полубредовом состоянии, с подкашивающимися ногами, спотыкаясь, достигаю своего обезьянника на путях.

Когда обнаруживается, что я без сознания и вся горю, поезд давно идет, а следующий этап — Ташкент; впереди несколько суток пути. Конвоир приносит термометр. Жар свыше сорока.

Однажды, когда я пришла в себя, меня вывели в коридор и поставили около окна. В Средней Азии еще стоит жара, и стекло опущено. Мне снова плохо, пальцы конвульсивно хватают оконную решетку и сжимаются на ней, и я теряю сознание. Обвисаю, но сзади поддерживает конвоир. Обо всем, что воспоследовало, мне позднее рассказали мои женщины. Поезд стоит на небольшой станции. Вдоль него проходит женщина с ребенком на руках. Ребенок держит белую булку. Смертельно бледное лицо с закатившимися глазами за решеткой окна привлекает внимание женщины с ребенком.

— Ой, что это с ней? Больная, видно? — сердобольно спрашивает она.

— Больная, больная, проходите, — нехотя бросает конвоир. Женщина берет у ребенка булку.

— Разрешите булочку беленькую хоть подать ей, — просит она.

— Не разрешается, гражданка, они у нас всем обеспеченные, проходите, вам говорят! — мрачнеет конвоир.

Женщина молча и неодобрительно качает головой.

— Милостыньку Христа ради не дадут подать! Безбожники...

Архив МИЛО «Возвращение».

№ 147

ИЗ ВОСПОМИНАНИЙ Э.А войлошниковой

12 мая 1938 года пришли за мною. «Собирайтесь сами и собирайте ребенка. Вы арестованы». Я ответила, что сына хочу передать своим родителям. В ответ услышала: «Нам некогда возиться с передачей мальчика». Тогда я объявила им, что не пойду, буду кричать и драться, сколько у меня на это хватит сил. Узнав наконец, что мои родители живут совсем рядом, разрешили Саше сбегать и привести их...

Через два дня после моего ареста к моим родителям пришел работник НКВД и сказал, что мальчика незаконно им передали, он должен его забрать. Он подчеркнул: «Ребенок воспитывался в семье врагов народа, и мы обязаны его перевоспитать».

Детский дом для детей «врагов народа» находился на Первой Речке, так называлось местечко в двадцати километрах от Владивостока. Это был переоборудованный пионерский лагерь, теперь обнесенный высоченным забором с колючей проволокой, имелся пропускной пункт, с вооруженной охраной, на окнах — решетки. Лозунги «Спасибо любимому Сталину за наше счастливое детство» оставались.

262

ДЕТИ ГУЛАГА 1918-1956

Однажды прибыла комиссия. Завшивленных, грязных, покрытых коростой детей обязали искупать. Во время одного из таких купаний в Амурском заливе Саша бежал... Во время купания он нырнул под мостик, спрятался. Когда стемнело, оделся и убежал. Искать его не стали, просто решили, что утонул. Никого из родственников при этом не известили...

К моим родителям Саша уже не вернулся, опасаясь, что его снова заберут в детдом для ЧСИР (членов семьи изменников родины). С такими же, как и он, беспризорниками путешествовал по стране в поездах: на крышах, в тамбурах, под полками. Когда попадал в детдома, придумывал себе новые имя и фамилию. В 1941 г., когда началась война, ему было уже 14 лет. Назвался эвакуированным, потерявшим родителей, и был направлен в ремесленное училище № 1 в Свердловске, а оттуда — на Уралмаш. В 1943 г. написал заявление в военкомат и добровольно ушел в армию, хотя имел бронь как рабочий оборонного цеха, непризывной возраст — 16 лет и «вражье происхождение», которое скрыл. Был парашютистом. Воевал на Третьем Украинском...

Архив НИПЦ «Мемориал». № 148

ИЗ ВОСПОМИНАНИЙ М.К. САНДРАЦКОЙ «ДЕТИ НА ЭТАПЕ»

К вечеру погрузили нас, матерей с детьми, в автобусы и повезли на станцию Ленинград-Товарная, где стоял большой состав из 45-ти теплушек для арестованных. Два вагона приспособили для матерей с грудными детьми. В них разместились 65 матерей. С нами наши крошки, ничем не провинившиеся перед человечеством, разве только тем, что родились в страшный 37-й год... В вагонах не только холодно, мороз. Стекла в окошках с решетками покрыты льдом. В двух концах вагона топятся, вернее дымят, «буржуйки». Тепла на весь вагон они не дают. От них только копоть, дым. Нам трудно дышать, а каково младенцам?!

Подсела на полку, где закутанный лежал мой ребенок. Взяла его на руки, крепко прижала к своей груди и горько заплакала бессильными, никому уже не нужными, никем не видимыми слезами... А Галя горела. В дороге заболела двусторонним воспалением легких. Температура упорно держалась 40,5, 40,8°. Два раза в день из другого вагона приходил в сопровождении конвоира врач, тоже заключенный. Запретил разворачивать при таком холоде ребенка. Велел держать его все время в подушке. Давать все время грудь. Сказал, что в условиях дороги это единственное лекарство. Глотательные движения будут способствовать работе легких. И я в точности выполнила совет врача. Материнское молоко спасло Галю. К счастью, его у меня было много. Но качество становилось хуже...

Восемнадцать дней мы ехали до Томска. Долгую, мучительную дорогу до Томской тюрьмы вспоминаю как тяжелый кошмарный сон.

Две матери разрезали себе горло стеклом. Истекли кровью. Спасти их не удалось. Утром из вагона вынесли их трупы. Одна мать сошла с ума. Ночью и днем все время кричала, рыдала, хохотала, выла, билась головой, кусала себя и тех, которые ее пробовали сдерживать. Ребенка у нее отняли. Без матерей остались трое детей. Одного из них взяла я кормить своей грудью, а двух — другие матери. Горе нас сблизило. Мы были, как одна семья, осиротевшая, обреченная...

ГЛАВА II. ЕЖОВ-БЕРИЯ. ПРЕДВОЕННЫЕ РЕПРЕССИИ. 1937-1941 год (первое полугодие)

Воды горячей не было. По нашей просьбе конвоир на остановках приносил холодную воду. Мы грели ее на «буржуйке», но ее не хватало на то, чтобы хотя бы подмыть детей, простирать пеленки. К тому же холод был такой, что разворачивать детей нельзя было. И пришлось придумать другой способ. Когда утром нам приносили пайки хлеба, довески к ним были приколоты деревянными палочками. Мы их сохраняли. Этими палочками мы соскребывали кал с пеленки, которую вытаскивали из-под ребенка, не разворачивая его. Вместо нее подкладывали «чистую», сухую. Но чистыми они уже не были. Из-за отсутствия достаточного количества горячей воды мы не имели возможности простирывать, как следует, детское белье. От этого пеленки стали грязно-зелеными, одеревенели. Очищенные и выкрученные, мы сушили их, как и рубашонки детские, чулочки, оригинальным способом, придуманным нами. Мы обматывали их вокруг своих ног, рук, спины, груди, и так сушили.

...Мы подъехали к тюрьме. Так вот какой он, этот огромный «Мертвый дом», знаменитая царская «пересылка». Повели нас через несколько ворот, которые открывали перед нами и, сразу же впустив нас, закрывали. Поднялись по узкой лестнице с переходами и пошли по длинному коридору. Мне запомнился этот коридор в тюрьме. Шестьдесят три матери идут с закутанными грудными малютками. Шаги наши отдаются в сердце, в мозгу... И кажется нам, что мы отсчитываем последние шаги перед своей могилой...

<...> Разместили нас в двух грязных, холодных, полутемных камерах. Высоко на потолочке лампочка. Она тускло светит. На стенах следы от раздавленных клопов. Они безжалостно кусают детей, нас. Тельца наших детей от грязи, от того, что мы их не купаем, от укусов клопов, в нарывах. <...> На окнах решетки. Стекла окон изнутри покрыты льдом. К полудню лед оттаивает. Вода стекает на пол. Сыро, холодно. Чтобы как-нибудь спастись от клопов и быть подальше от обледенелых окон и покрытых зеленой плесенью стен, мы отодвинули от них деревянные топчаны, на которых одетые лежали день и ночь. Возле нас лежали наши дети. <...>

Больных детей и матерей врач положила в больницу. Оставшимся в камере матерям выписала усиленное питание. Добилась перевода нас в другую камеру. Потребовала снабжать нас ежедневно горячей водой для купания детей и стирки белья. Достала для нас корыта, мыло, тазы. Все требования ее были выполнены.

А самым главным и настойчивым требованием врача было перевести нас, согласно написанному в приговоре, в лагеря, где мы будем работать, а дети будут помещены в ясли. Для этого она поехала в Москву. Позже мы узнали, что эта детский врач добилась в Москве приема у какого-то большого начальника НКВД. Подала ему подробную записку с описанием вопиющих условий, в которой находятся в Томской тюрьме матери с грудными детьми. В этом своем письме врач ставила вопрос о необходимости пересмотреть закон об ответственности жен и особенно о заключении их в тюрьмы и лагеря с грудными детьми, тем более, что у них еще есть дети, которых разлучили с матерями и отправили в разные детдома Союза. Но глас ее остался гласом вопиющего в пустыне... И все же она коренным образом изменила к лучшему судьбу, спасла наших детей.

Через два года нас, матерей с детьми, перевели из Томской тюрьмы в Трудовой исправительный лагерь на станции «Яя» по Томской железной дороге. <...>

Вот идет по улицам Томска этап. Шестьдесят три матери с закутанными детьми на руках. По бокам, впереди и позади конвоиры с винтовками на перевес, с овчарками.

Винтовки дулом направлены на нас...

264

ДЕТИ ГУЛАГА 1918-1956

Проходящие граждане останавливаются, снимают шапки, кланяются... Старая женщина подходит к одной матери. Крестит ребенка. Видим. Быстро, чтобы не заметил конвоир, сунула в руки матери кусок хлеба. Но он увидел и отогнал ее.

А мы идем, идем дальше. Вот и вокзал. Состав с окнами в решетках. Это для нас.

* * *

Моих детей постигла печальная, тяжелая судьба. Двенадцатилетнюю дочь Искру отправили в детдом в Ульяновск, а Светлану десяти лет и Володю восьми лет в Орловскую область в детдом для малолетних преступников... В этом детдоме мальчики били Володю за то, что он не хотел с ними воровать. Били его по голове, отчего он перестал слышать на одно ухо. Эта потеря слуха для жизни сына оказалась роковой. Ему было тридцать два года, когда он трагически погиб. Его раздавил контрольный груз крана, когда он на высоте строящегося завода принимал деталь. <...>

Светлана заболела психически в детском доме. Умерла дочка моя... На мой вопрос о причине смерти мне из больницы врач ответила: «Ваша дочь серьезно и тяжело болела. Нарушены были функции мозговой, нервной деятельности. Чрезвычайно тяжело переносила разлуку с родителями. Не принимала пищу. Оставляла для вас. Все время спрашивала: «Где мама, письмо от нее было? А папа где?» Умирала тихо. Только жалобно звала: «Мама, мама...»

Ленинград, 1964 г.

Архив НИПЦ «Мемориал». Ф. 2. On. 1. № 105. Машинопись.

№ 149

ИЗ КНИГИ Е.С. ГИНЗБУРГ «КРУТОЙ МАРШРУТ»

Деткомбинат — это тоже ЗОНА С вахтой, с воротами, с бараками и колючей проволокой. Но на дверях обычных лагерных бараков неожиданные надписи: «Грудниковая группа», «Ползунковая», «Старшая».

В первые дни я попадаю в старшую. <...>

Стасик и Верочка — единственные из всей группы знают загадочное слово «мама». А сейчас, когда маму отправили, они иногда повторяют это слово с грустно-вопросительной интонацией и при этом недоуменно оглядываются вокруг.

- Посмотри, — сказала я Стасику, показывая ему нарисованный мною домик, — что это такое?

- Барак, — довольно четко ответил мальчик.

Несколькими движениями карандаша я усадила у домика кошку. Но ее не узнал никто, даже Стасик. Не видели они никогда такого редкостного зверя. Тогда я обвела домик идиллическим традиционным забором. — А это что?

- Зона! Зона! — радостно закричала Верочка и захлопала в ладоши. Однажды я заметила, что вахтер на деткомбинатской вахте играет с двумя

маленькими щенятами. Они копошились на какой-то подстилке прямо на вахтерском столе, рядом с телефоном. Наш страж почесывал щенят то за ушами, то под шейками, и на деревенском лице его выразилась такая умиленность, такой добрый юмор, что я решилась:

- Гражданин дежурный! Дайте их мне! Для детей... Никогда ведь ничего, ну как есть ничего не видали... Кормить будем... В группе остается иногда...

ГЛАВА II, ЕЖОВ —БЕРИЯ. ПРЕДВОЕННЫЕ РЕПРЕССИИ. 1937-1941 год (первое полугодие)     265

Растерянный неожиданностью просьбы, он не успел стереть с лица человечность и натянуть свою обычную маску бдительности. Я застала его врасплох. И он, приоткрыв дверь вахты, протянул мне щенят вместе с подстилкой.

- Недельки на две... Пока подрастут... А там — вернете. Собаки-то деловые!

В сенях, при входе в барак старшей группы, мы создали этот «живой уголок». Дети дрожали от восторга. Теперь самым страшным наказанием была угроза «Не пойдешь к собачкам!». А самым большим поощрением — «Пойдешь со мной собачек кормить!». Самые агрессивные и прожорливые ребята с радостью отламывали кусочки своей порции белого хлеба для Бачка и Черпачка. Так назвали щенят именно теми словами, которые были хорошо понятны детям, повторялись в их быту. И дети поняли шутливый характер этих кличек и весело смеялись.

Кончилось все это дней через пять. И большой неприятностью. Главный врач деткомбината, вольный главврач Евдокия Ивановна, обнаружив наш «живой уголок», страшно разволновалась.

Очаг инфекции! Нет, недаром ее предупреждали, что эта пятьдесят восьмая на все способна!

Щенят она приказала немедленно сдать охране, а мы несколько дней ходили как в воду опущенные, ожидая репрессий: снятия с этой легкой работы и отправки на сенокос или лесоповал.

Но в это время началась эпидемия поноса в грудниковых группах, и в больших хлопотах, очевидно, главврач забыла про нас.

- Ладно, — сказала Аня Шолохова, — обошлось. Не будем горевать. Тем более собачки-то действительно были «деловые». Те самые овчарки, которые вырастут и пойдут с нами на развод. А при случае и схватят любого зека за горло...

Да, но ведь это еще когда вырастут! А пока... Как «по-материковски» улыбались им наши дети! Как оставляли им еду, приговаривая: «Это — Бачку! Это — Черпачку!»

Впервые догадались, что можно думать не только о себе самом...

...Эпидемия поноса упорно не шла на убыль. Грудники умирали пачками, хоть их старательно лечили и вольные, и заключенные врачи. Но условия, в каких вынашивались эти дети тюрьмы, горечь материнского молока, да и климат Эльгена — все это делало свое дело. Главная беда была в том, что и этого прогоркшего от горя материнского молока было мало и с каждым днем становилось меньше. Редкие счастливцы пользовались материнской грудью два-три месяца. Остальные все были искусственниками. А для борьбы с токсической диспепсией не было ничего более важного, чем хоть несколько капель женского молока.

Пришлось мне расстаться с моими старшими. Приглашенный на консилиум заключенный врач Петухов посоветовал перевести меня, как «культурную сестру», к больным грудникам. <...>

...Кроватки младенцев стоят впритирку. Их так много, что если непрерывно перепеленывать всех подряд, то к первому вернешься не раньше чем часа через полтора. А все подопрели, исхудали, извелись криком. Одни пищат жалобно и тоненько, уже не рассчитывая на то, что кто-нибудь отзовется. Другие орут отчаянно и дерзко, активно отстаивают себя. А некоторые уже не кричат. Только стонут, как взрослые.

Мы как заводные. Кормим из бутылочек, вливаем лекарства, делаем уколы и, главное, перепеленываем. Крутим без конца бязевые, плохо просушенные пеленки. От этого четырнадцатичасового кружения на ногах, от тяжелого смрада, идущего от огромной кучи измаранных пеленок, — перед глазами туман.

266

ДЕТИ ГУЛАГА 1918-1956

Даже есть нам — всегда голодным — уже не хочется. Жидкую манную кашицу, остающуюся от детей, мы глотаем с отвращением, чтобы только поддержать существование.

Но самое ужасное это то, что каждые три часа, с очередным разводом, приходят «на кормежку» мамки. Среди них есть и наши политические, рискнувшие произвести на свет эльгенское дитя. С тоскливо-вопросительным выражением лиц они заглядывают в наши двери. И не поймешь, чего они больше боятся: того, что младенец, родившийся в Эльгене, выживет, или того, что он умрет.

...Когда меня перевели на работу в изолятор, я сначала даже довольна была. Там все-таки поменьше детей, только сложные или острозаразные больные. Там будет физическая возможность каждому уделить внимание. Но, оставшись впервые на ночное дежурство, почувствовала почти непереносимый приступ тошноты душевной.

Вот они лежат — маленькие мученики, родившиеся для одних страданий. У того годовичка с приятным круглым личиком уже начался отек легких. Он хрипит и судорожно дергает руками с ярко-синими ногтями. Как скажу матери? Это Маруся Ушакова из нашего барака...

Особо запомнилась одна ночь в изоляторе. Не простая, а белая. <...> Свет, как это часто бывало, вдруг погас. Только небольшой ночник слабо мигал на столе, и при его колеблющемся свете я каждый час делала уколы умирающей девочке. Эта пятимесячная дочка двадцатилетней матери-бытовички уже давно лежала здесь, в изоляторе, и каждая дежурная при передаче смены говорила: «Ну, эта, наверно, сегодня».

А она все теплилась. Скелетик, обтянутый стариковской морщинистой кожей. А лицо... Лицо у этой девочки было такое, что ее прозвали Пиковой дамой. Восьмидесятилетнее лицо, умное, насмешливое, ироническое. Как будто все-все было понятно ей, на короткий миг брошенной в нашу зону. В зону злобы и смерти.

Я колола ее большим шприцем, а она не плакала. Только чуть покряхтывала и в упор смотрела на меня своими всеведущими старушечьими глазами. Умерла она перед самым рассветом, ближе к тому рубежу, когда на безжизненном фоне белой ночи Эльгена начинают мелькать неясные розоватые блики.

Мертвая — она опять стала младенцем. Разгладились морщины, закрылись глаза, преждевременно постигшие все тайны. Лежал изможденный мертвый ребенок.

— Светочка скончалась, — сказала я своей сменщице, передавая дежурство.

— Какая Светочка? Ах, Пиковая...

Она осеклась, взглянув на вытянувшееся тельце.

— Правда, на Пиковую больше не похожа. А матери нет... В этап, на Мылгу угнали...

Их нельзя забыть, эльгенских детей. Нет, нет, тут даже и сравнения быть не может с детьми, скажем, еврейскими в империи Гитлера. Эльгенских детей не только не уничтожали в газовых камерах, но еще и лечили. Их кормили досыта. Я должна подчеркнуть это, чтобы не отступить ни в чем от правды.

И все-таки когда вспоминаешь плоский, серый, подернутый тоской небытия пейзаж Эльгена, то самым немыслимым, самым сатанинским измышлением кажутся в нем именно эти бараки с надписями: «Грудниковая группа», «Пол-зунковая», «Старшая»...

Опубликовано: Доднесь тяготеет. Выпуск 1. Записки вашей современницы. С. 328—334. — М.: Советский писатель, 1989.

ГЛАВА II. ЕЖОВ —БЕРИЯ. ПРЕДВОЕННЫЕ РЕПРЕССИИ. 1937-1941 год (первое полугодие)     267

№ 150

ИЗ ВОСПОМИНАНИЙ Х.В. ВОЛОВИЧ

...Когда говорят о коротких сроках построения социализма в нашей стране, перед глазами возникают фантастические толпы, стада оборванных, желтых, опухших существ особой породы, именуемой зеками.

Человеческое право, достоинство, гордость — все было уничтожено. Одного только не могли уничтожить селекционеры дьявола: полового влечения. Несмотря на запреты, карцер, голод и унижения, оно жило и процветало гораздо откровенней и непосредственней, чем на свободе.

Просто до безумия, до битья головой об стенку, до смерти хотелось любви, нежности, ласки. И хотелось ребенка — существа самого родного и близкого, за которое не жаль было бы отдать жизнь.

Я держалась сравнительно долго. Но так нужна, так желанна была родная рука, чтобы можно было хоть слегка на нее опереться в этом многолетнем одиночестве, угнетении и унижении, на которые человек был обречен. Таких рук было протянуто немало, из них я выбрала не самую лучшую. А результатом была ангелоподобная, с золотыми кудряшками девочка, которую я назвала Элеонорой. Она родилась не в сангородке, а на отдаленном, глухом лагпункте. Нас было три мамы. Нам выделили небольшую комнатку в бараке. Клопы здесь сыпались с потолка и со стен как песок. Все ночи напролет мы их обирали с детей. А днем — на работу, поручив малышей какой-нибудь актированной старушке, которая съедала оставленную детям еду.

Я не верила ни в Бога, ни в черта. Но в пору своего материнства я страстно, исступленно хотела, чтобы Бог был. Чтобы жаркой, униженной, рабской молитвой было у кого выпросить спасения и счастья для своего дитяти, пусть даже ценой любого наказания и муки для себя. Целый год я ночами стояла у постельки ребенка, обирала клопов и молилась. Молилась, чтобы Бог продлил мои муки хоть на сто лет, но не разлучал с дочкой. Чтобы, пусть нищей, пусть калекой, выпустил из заключения вместе с ней. Чтобы я могла, ползая в ногах у людей и выпрашивая подаяние, вырастить и воспитать ее. Но Бог не откликнулся на мои молитвы. Едва только ребенок стал ходить, едва только я услышала от него первые, ласкающие слух, такие чудесные слова — «мама», «мамыця», как нас в зимнюю стужу, одетых в отрепья, посадили в теплушку и повезли в «мамоч-ный» лагерь, где моя ангелоподобная толстушка с золотыми кудряшками вскоре превратилась в бледненькую тень с синими кругами под глазами и запекшимися губками.

Меня послали на лесоповал.

Целую зиму я сидела на мерзлом чурбаке и нажимала на ручку пилы. Простудила мочевой пузырь, нажила боли в пояснице, но благодарила судьбу: каждый день я могла отнести в группу вязанку дров, за что меня пускали к дочке помимо обычных свиданий. Иногда надзиратели на вахте отбирали мои дрова для себя, причиняя мне огромное горе.

Видела я, как в семь часов утра няньки делали побудку малышам. Тычками, пинками поднимали их из ненагретых постелей (для «чистоты» детей одеяльцами не укрывали, а набрасывали их поверх кроваток). Толкая детей в спинки кулаками и осыпая грубой бранью, меняли распашонки, подмывали ледяной водой. А малыши даже плакать не смели. Они только кряхтели по-стариковски и — гукали.

Это страшное гуканье целыми днями неслось из детских кроваток. Дети, которым полагалось уже сидеть или ползать, лежали на спинках, поджав ножки

268

ДЕТИ ГУЛАГА 1918-1956

к животу, и издавали эти странные звуки, похожие на приглушенный голубиный стон.

На группу из семнадцати детей полагалась одна няня. Ей нужно было убирать палату, одевать и мыть детей, кормить их, топить печи, ходить на всякие субботники в зоне и, главное, содержать палату в чистоте. Стараясь облегчить свой труд и выкроить себе немного свободного времени, такая няня «рационализировала», изобретала всякие штуки, чтобы до минимума сократить время, отпущенное на уход за детьми.

Например, кормление, на котором я однажды присутствовала.

Из кухни няня принесла пылающую жаром кашу. Разложив ее по мисочкам, она выхватила из кроватки первого попавшегося ребенка, загнула ему руки назад, привязала их полотенцем к туловищу и стала, как индюка, напихивать горячей кашей, ложку за ложкой, не оставляя ему времени глотать. И это не стесняясь постороннего человека. Значит, такая «рационализация» была узаконена. Так вот почему при сравнительно высокой рождаемости в этом приюте было так много свободных мест. Триста детских смертей в год еще в довоенное время! А сколько их было в войну!

Только своих детей эти няни вечно таскали на руках, кормили как положено, нежно заглядывали им в попки и дорастили до свободы.

Была в этом Доме Смерти Младенца и врач Митрикова.

Что-то странное, неприятное было в этой женщине. Суматошные движения, отрывистая речь, бегающие глаза. Она ничего не делала для сокращения смертности среди грудников, занималась ими только тогда, когда они попадали в изолятор. Да и то только для проформы.

И «рационализация» с горячей кашей и одеяльцами поверх кроваток при температуре одиннадцать-двенадцать градусов тепла проводилась, по-видимому, не без ее ведома.

Минутки своих коротких набегов в дом младенца она проводила в группах старших ребят — шести- и семилетних полукретинов, которые, по Дарвину, выстояли, выжили, несмотря на горячую кашу, пинки, тычки, ледяные подмывания и долгое сидение на горшках привязанными к стульчикам, отчего многие дети страдали выпадением прямой кишки.

Со старшими ребятами она хоть немного возилась. Не лечила, на это у нее не было ни средств, ни умения, а водила хороводы, разучивала стишки и песенки. И все для того, чтобы «показать товар лицом», когда наступит время определять ребят в детские дома.

Единственно, что приобретали дети в этом доме, были хитрость и пронырливость блатарей-лагерников. Умение обмануть, украсть, избежать наказания.

Еще не зная, что такое Митрикова, я рассказала ей о плохом обращении некоторых нянек с детьми и умоляла ее вмешаться. Она метала громы и молнии, обещала наказать виновных, но все осталось по-прежнему, а моя Лёлька стала таять еще быстрей.

При свиданиях я обнаруживала на ее тельце синяки. Никогда не забуду, как, цепляясь за мою шею, она исхудалой ручонкой показывала на дверь и стонала: «Мамыця, домой!» Она не забывала клоповника, в котором увидела свет и была все время с мамой.

Тоска маленьких детей сильнее и трагичнее тоски взрослого человека.

Знание приходит к ребенку раньше умения. Пока его потребности и желания угадывают любящие глаза и руки, он не сознает своей беспомощности. Но когда эти руки изменяют, отдают чужим, холодным и жестоким, — какой ужас охватывает его.

ГЛАВА II. ЕЖОВ —БЕРИЯ, ПРЕДВОЕННЫЕ РЕПРЕССИИ. 1937-1941 год (первое полугодие)     269

Ребенок не привыкает, не забывает, а только смиряется, и тогда в его сердечке поселяется тоска, ведущая к болезни и гибели.

Тех, для кого в природе все ясно, все расставлено по местам, может шокировать мое мнение, что животные похожи на детей, и наоборот — дети на животных, которые многое понимают и много страдают, но, не умея говорить, не умеют и просить пощады и милосердия.

Маленькая Элеонора, которой был год и три месяца, вскоре почувствовала, что ее мольбы о «доме» — бесполезны. Она перестала тянуться ко мне при встречах, а молча отворачивалась. Только в последний день своей жизни, когда я взяла ее на руки (мне было позволено кормить ее грудью), она, глядя расширенными глазами куда-то в сторону, стала слабенькими кулачками колотить меня по лицу, щипать и кусать грудь. А затем показала рукой на кроватку. Вечером, когда я пришла с охапкой дров в группу, кроватка ее уже была пуста. Я нашла ее в морге голенькой, среди трупов взрослых лагерников.

В этом мире она прожила всего год и четыре месяца и умерла 3 марта 1944 года. Я не знаю, где ее могилка. Меня не пустили за зону, чтобы я могла похоронить ее своими руками. Я очистила от снега крыши двух корпусов дома младенца и заработала три пайки хлеба. Я отдала их, вместе со своими двумя, за гробик и за отдельную могилку. Мой бесконвойный бригадир отвез гробик на кладбище и взамен принес мне оттуда крестообразную еловую веточку, похожую на распятие.

Вот и вся история о том, как я совершила самое тяжкое преступление, единственный раз в жизни став матерью.

Архив МИЛО «Возвращение». Рукопись. № 151

ИЗ ВОСПОМИНАНИЙ НА ИОФФЕ

<6 ноября 1937 года. По колымским> лагерным правилам все заключенные должны быть в зоне.

...20 женщин живут в одной палатке, на дверях которой висит огромный замок. Рядом с этой палаткой стоит вторая. Там находится мастерская, где эти женщины работают — чинят старые бушлаты и телогрейки. Эта палатка тоже всегда на замке. Обе палатки обнесены двумя рядами колючей проволоки.

Утром конвоир отпирает замок, выпускает дежурных и ведет их в большую зону за хлебом и кипятком. Дежурные — два человека — под конвоем приносят 20 паек хлеба и 20 чайных ложек сахара, который тут же делят по ложечке на человека.

После завтрака часть женщин переходит в другую палатку, где их опять запирают на замок, а часть, в сопровождении конвоира, идет на сопку заготовлять дрова.

В обед женщин под конвоем водят в большую зону, в столовую. В это время мужчин там уже не бывает. После обеда опять работа. И вечером, под конвоем, ужинать. Раз в неделю нуждающихся в медицинской помощи опять-таки под конвоем водят в медпункт. Лекпом, как тот, на прииске, «перестаньте дышать», не имеет точного представления, где находится сердце, но все-таки в установленные дни чуть ли не половина палатки ходит в медпункт; ведь каждый выход за зону — целое событие. Кто-то кого-то встретил, кто-то что-то узнал. Даже случайно услышанный обрывок разговора обсуждается и комментируется тысячи раз. Кроме меня, есть еще одна женщина с ребенком — из Москвы —

270

ДЕТИ ГУЛАГА 1918-1956

Шура Николаева. Шура училась в Академии Связи, и на комсомольском собрании голосовала против исключения из комсомола секретаря ячейки, брат которого был арестован как «враг народа».

У нее тоже пять лет КРТД. У Шуры шестимесячная девочка — Аллочка. Ее взяли беременной. Дома у нее остались двое мальчиков-близнецов. Она работает дневальной.

<...>

Послеродовой период в почти нетопленой палатке кончился для меня тяжелой грудницей. Я пролежала несколько дней с температурой выше 40°, а потом меня с Лерой отправили в Усть-Таежную, в ту больницу, где она родилась.

<...>

Детей — Леру и Аллу — после десяти дней карантина взяли в деткомбинат. А через две недели обе заболели воспалением легких. Аллочка, полная, здоровая девочка, а болела очень тяжело. А о моей и говорить нечего! Была она в то время худенькая, черненькая, как червячок, и такая слабенькая, что даже плакать как следует не могла, а пищала, как котенок.

Ох, этот деткомбинат! Настоящая «фабрика ангелов». Дети умирали непрерывно: от диспепсии, от анемии, просто от истощения. А ведь условия могли быть неплохие: помещение хорошее, питание тоже неплохое. Все упиралось в уход. 58-й работать с детьми не разрешали — «врага народа». Работали уголовники, бытовики — «социально близкие». Этим «социально близким» и собственные их дети за редким исключением не нужны, а тем более чужие.

Для них деткомбинат — блатная работенка: в тепле, без конвоя, хорошее питание. Вот так они и работали: целыми часами стояли под лестницей со своими «мужиками» или совсем уходили, а дети, некормленные, не присмотренные, и болели, и умирали. Из всего Лериного набора осталось в живых трое: Лера, Тамара — дочь немецкой коммунистки Иоганны Вильке — и Толик — сын московской работницы Шуры Ивановой.

И это тоже одно из лагерных чудес — почему уцелели именно эти трое. Ведь мы — матери — ничего не могли сделать для наших детей. Мы просто очень хотели, чтобы они жили. И они выжили...

После воспаления легких Лерочка вернулась в свой деткомбинат. А Шурина Аллочка умерла. На Шуру было страшно смотреть —за несколько дней она почернела и постарела на несколько лет. Но это не все, что ей суждено было перенести... Аллочку положили в морг. Мне разрешили выйти за вахту, я ходила на кладбище заказывать гробик и могилку. Наши женщины из цветочной мастерской сделали для нее много красивых цветов. Две женщины пошли со мной в морг. Они одели Аллочку и убрали ее цветами. Она недолго болела и лежала как живая — такая большая и хорошенькая. Ей можно было дать года три, а было ей всего год и три месяца.

Когда я вернулась к моргу (в то время это был маленький домик возле больницы), я увидела, что Шура сидит на камне возле морга. У нее было такое лицо... Я подумала, что же еще могло случиться, ведь Аллочка уже умерла. Когда я подошла поближе, она повернулась ко мне и каким-то очень ровным голосом сказала: «Надя, мою девочку изнасиловали». На минуту я подумала, что она сошла с ума. Но она как будто подслушала мои мысли: «Я не сошла с ума. Я говорю правду. Иди, посмотри. Я не могу туда».

Я отправилась к главному врачу. Он, видимо, привык ничему не удивляться. Он пошел со мной в морг. Он посмотрел на Аллочку и вызвал еще врачей. Часа два мы сидели с Шурой на камне возле морга. О нас, должно быть, просто забыли. А потом к нам подошел один из врачей и сказал, что была медицин

ГЛАВА II. ЕЖОВ —БЕРИЯ. ПРЕДВОЕННЫЕ РЕПРЕССИИ. 1937-1941 год (первое полугодие)     271

екая экспертиза, и установлено, что трупик действительно изнасилован. Это сделал заведующий моргом. Он признался, что зачастую проделывал это с трупами женщин. Его увезли. Аллочку похоронили. <...>

Иоффе Н.А. Время назад. Моя жизнь, моя судьба, моя эпоха. М., 1992. Стр. 126—148. № 152

ИЗ ПИСЬМА И.П. СЕРГИЕНКО В «МЕМОРИАЛ»

Сентябрь месяц 1937 года. Я ученик 8 класса средней школы с. Самойловки Саратовской области. В один из злополучных дней сентября меня приглашают, через преподавателя, посетить (?) кабинет НКВД. Я, естественно, явился в указанный день и час.

Меня спросили:

— Знаете ли вы Махно? Я ответил:

— Да, это наш преподаватель музыки. (Я играл в школьном духовом оркестре).

— А Крестьянникова вы тоже знаете?

— Да, это преподаватель черчения.

Оба эти преподаватели были уже арестованы.

— Что вы можете сказать об этих людях?

— Ничего плохого. Добрые, умные, знающие учителя и хорошие люди.

— А вы комсомолец? -Да.

— Так как же вы, наследник коммунистов, и не смогли распознать врагов народа?

— Я ничего вражеского от них никогда не слыхал и не видел.

— Ну, как же, а вот, например, на одной из репетиций Махно говорил, что в нашей стране самим хлеба не хватает, а его отправляют за границу, потому и очереди за хлебом.

— Я ничего подобного не слыхал.

— Врешь, слышал, но не хочешь сказать?

Вот примерно какой допрос состоялся в тот день. На протоколе, который заполнял следователь, было написано «свидетель».

Перед тем как меня отпустить, следователь (фамилию не помню) сказал:

— Ты еще пожалеешь, что отказался помочь разоблачению врагов народа.

В эти дни вызывали многих учеников, в том числе и моих друзей Коваленко Константина Ивановича 1921 г. р., Кокурина Александра Степановича 1919 г. р. и Сорокина Алексея (отчества не помню) 1920 г. р. С Костей и Сашей мы обменялись впечатлениями. И остались довольны своим поведением, так как понимали, что от нас хотели добиться подтверждения антисоветских высказываний Махно и Крестьянникова.

В ночь с 7 на 8 октября к моему дому подъехала машина, трое работников милиции или НКВД вошли в избу, меня арестовали, сделали обыск, взяли охотничье ружье и увезли в камеру предварительного заключения. Там уже находились Коваленко и Кокурин. Через пару дней меня вызвали на допрос. Ну, а теперь пошел уже совсем другой разговор с пристрастием. И на бланке протокола стояла надпись «обвиняемый». Тут уже мне и моим друзьям предъявили обвинение в групповой агитации и терроре против советской власти. Тесная

272

ДЕТИ ГУЛАГА 1918-1956

связь с ранее арестованными учителями, распространение листовок контрреволюционного характера, попытка организации террористической группы. Основанием к обвинению были несколько тетрадных листков с искаженными советскими лозунгами на антисоветский манер. Откуда появились эти листки, написанные от руки печатными буквами, не знаю. И показаниями свидетелей, наших же учеников Сорокина Алексея и Соменко Ив<ана> Ивановича. Как получены эти показания, нам тогда было не понятно. Но когда посидели в Балашовской тюрьме и побывали на трех допросах, поняли, что ребята не выдержали напора следователя.

Следственными нас держали 13 месяцев. Избивали, ставили под лучи кило-ваттной лампы, одевали металлический обруч на голову и другие ухищрения применяли. Но мы стойко держались правды и ни одним показанием ложно не подтвердили группу, организованную учителями Махно и Крестьянниковым.

Тогда наше дело выделили в отдельное, приписав контрреволюционную агитацию путем распространения листовок. Под непосильными пытками мы вынуждены были подписать это обвинение, уповая на суд. Думали: судьи истязать нас не будут и поймут, что мы за «контрики». Но получилось так, что даже адвокат первыми своими словами в суде сказал: да, мои подзащитные действительно виновны в контрреволюционной агитации. Вот так свершилось «правосудие»...

29/VIII-89 г.

Архив НИПЦ «Мемориал». № 87007/89. № 153

ИЗ ВОСПОМИНАНИЙ А. СЕМЕНОВОЙ

Мне уже было четырнадцать лет, я слышала об арестах, но как все дети и подростки, да и многие взрослые, не понимала, что происходит вокруг. Мы верили Сталину, любили его и считали, что и вправду какие-то враги, явные и тайные, хотят свергнуть советскую власть, отдать фабрики и заводы капиталистам, вернуть землю помещикам и кулакам. Мы ненавидели врагов, никак их реально не представляя, верили всему, что говорили о них.

В июне 1937 года отца арестовали, арестовали, как это бывало тогда, внезапно, без следствия и суда, взяли прямо на дому и увезли. До нас стали доходить слухи о массовых арестах в Донбассе. По улицам замелькали черные вороны, забирая видных работников. Когда увезли отца, первое, что пришло в голову нам, маме и мне, — произошла какая-то ошибка, недоразумение. А я-то, девчонка, и вовсе ничего не понимала — отец мой, такой всегда добрый и внимательный ко мне, так близко к сердцу принимавший все мои радости и огорчения, как могла я понять, почему арестовали его? Я знала других отцов — пьяниц, дебоширов, нечестных людей, вот их бы забирали, но моего-то папу за что? Мало этого — нас поторопились из хорошей трехкомнатной квартиры переселить на окраину в комнатку в одноэтажном доме без кухни и с удобствами во дворе. Мама не могла скрыть от меня своего отчаянья и решила послать письмо Сталину. Я видела, как она писала его, вместе мы отнесли письмо на почту и стали ждать ответа. Я очень живо представляла, как через несколько дней Сталин получит письмо, прочтет его и возмутится: «В чем дело? Почему арестовали честного человека? Немедленно освободить его и извиниться перед ним!» Я нисколько не сомневалась, что так оно и будет. Что Сталин самый мудрый и справедливый человек на свете и что он не успокоится, пока не осво

ГЛАВА II. ЕЖОВ —БЕРИЯ. ПРЕДВОЕННЫЕ РЕПРЕССИИ. 1937-1941 год (первое полугодие)     273

бодят отца. Я даже представляла, как напишу ему потом письмо с благодарностью. Но мама моего оптимизма не разделяла. А через три месяца арестовали и маму.

Была суббота — тринадцатое сентября, я с подругами гуляла в парке и уже под вечер, возвращаясь домой, увидела во дворе черный фургон. Я не обратила на него особого внимания, но не могла понять, почему все соседи из окон смотрят на меня с любопытством. Оказалось, фургон приехал за моей мамой. Так после отца забрали и ее — и забрали надолго, на целые десять лет.

Странно, но и арест моей мамы ни в чем меня не убедил, я по-прежнему думала, что произошла ошибка и что Сталин просто не успел получить письма об отце. И только много позднее я поняла, что мама была одна из многих, просто вслед за «врагами народов» забирали их жен, увозили в тюрьмы, захватывая и детей, которых по дороге сдавали в детские приемники.

Так и я попала в детприемник в Мариуполе. Хорошо помню, как чуть не каждый час подъезжали автобусы и одного за другим вводили плачущих ребят. Два дня нас все прибывало и прибывало, на третий день, погрузив в автобусы, нас отвезли в детприемник в Сталине. Рассчитанный на пятьдесят ребят, он принял около трехсот, и просто страшно вспомнить, как по двое-по трое мы теснилсь в кроватях, вповалку на полу, а днем — толкотня, кормежка всухомятку, грязь в туалетах, плач и стенания. Хоть и в общей суете, но мы уже успели приглядеться друг к другу, кого-то запомнить, возникло желание и дальше быть вместе, но тут мы вдруг узнаем, что нас развезут по разным детским домам. Самое жуткое ожидало братьев и сестер — их разделили по возрастам, малышей отправляли в дошкольные детские дома, а ребят постарше в обычные. В моей памяти душу раздирающая сцена — Гришка Голуб, с которым мы вместе попали потом в один и тот же детский дом, никак не хотел отдавать свою полуторагодовалую сестренку, у него отбирали ее, а он цеплялся за нее и кричал:

— Отдайте сестренку!

Плакали не только они, брат и сестренка, но и все мы ревели, готовы были взять ее на свое попечение, но взрослые дяденьки расцепили ему руки, отпихнули и отвезли ее неизвестно куда.

Нас, тридцать мальчиков и девочек, детей «врагов народа» — посадили в поезд и, не сказав, куда нас везут, отправили из города Сталина в неизвестность. День, ночь, снова день ехали мы, спали, просыпались, смотрели в окна на мелькающие мимо поля и леса, станции и полустанки, и так до тех пор, пока нас не предупредили — выходить на станции Кардымово. Дождь начался еще в пути, из вагона мы попали в туман и слякоть, кругом нечего не видать, и вдруг сквозь сито дождя пробился к нам теплый глуховатый голос:

— А ну-ка, ребятки, кто тут в Кардымовским детский дом? Машина давно уже вас ждет. В вагоне никто не остался? Тогда живо пересчитаемся — и до машины!

Это был Марк Романович Малявко. Пока мы один за другим поднимались в машину, он внимательно всматривался в наши лица. Сел он последним, всю дорогу расспрашивал, кто мы и откуда, и нет ли больных среди нас. Через каких-то полчаса мы были на месте. Первым делом нас повели в столовую, накормили свежим хлебом с парным молоком, а потом, разомлевших, разместили в клубе прямо на мягком, пахнущем лугом сене. Засыпали мы с чувством, что дальше нас уже никуда не повезут. Это была впервые за многие дни спокойная тихая ночь.

Дом, куда нас привезли, мы смогли рассмотреть только утром. Ненастье прошло, небо очистилось, в ярком сияньи осеннего солнца перед нами развер

274

ДЕТИ ГУЛАГА 1918-1956

нулась небывалая красота: дом на горке, утопающий в тяжелом от яблок саду, вокруг хвойный лес, березовая роща, а у подножья просторная луговина и синяя речушка с непривычным названьем Хмость. Вот наш дом, здесь нас ждали, здесь впервые за многие дни можно легко вздохнуть, оглядеться и начинать новую жизнь

Мы еще не успели как следует оглядеться, как нас повели в баньку, переодели хоть и не в новенькое, но во все чистое, отглаженное, пахнущее свежестью, а потом разместили по спальням, где каждый стал владельцем отдельной кровати, покрытой чистым бельем. Больше всего нас удивило, что прямо с завтрашнего дня нас поведут в школу. Все дети страны давно уже учатся, только мы начинаем с большим опозданием.

Перед сном Марк Романович собрал у себя старших ребят, каждого попросил рассказать о себе, а перед тем, как отпустить нас, сказал:

— С этого дня вслух не говорите, кто вы, откуда и кто ваши родители. Сироты—и все! И слова эти — враги народа — выкиньте из головы. А теперь пойдемте поможем малышам собраться в школу. И яблок с собой не забудьте набрать.

О том, что творилось «на воле», мы чувствовали по нашим новичкам, нам нетрудно было угадать в них ребят той же судьбы, что и наша. Одного вида, потерянного взгляда, скованности было для этого достаточно, и мы, чувствуя свою безопасность в детдомовской семье, делали все, чтобы снять с них напряжение, рассеять тревогу, успокоить и приободрить.

В детский дом, находившийся в российской глубинке, поступали из разных концов страны не только русские, украинцы, белорусы, евреи, но и немцы, латыши, поляки, хакасы, цыгане, удмурты, китайцы, корейцы. Четырнадцать национальностей были представлены в детском доме, к тому времени ставшим спецдетдомом — для детей репрессированных. Не было в стране ни одного предприятия, организации, включая детские заведения, за которыми не была бы установлена бдительная слежка. Возможно, и нас, детдомовцев, могла бы постичь участь детей репрессированных, которые, достигнув 16—17 лет, попали за решетку и в лагеря вслед за своими матерями. Многих из нас, однако, спасла война, а кардымовских сознательно спасал Марк Романович. Так, нам стало известно, что он как-то «ухитрился» потерять документы, хотя знакомый нам его черный портфель всегда был при нем. Многие из нас — при полной его поддержке — меняли национальность и отчество, что в дальнейшем избавляло их от придирок бдительных кадровиков. Просто нам повезло, что судьба свела нас с людьми не только милосердными, но и мужественными, способными на риск.

Остро чувствуя нашу изоляцию от родных и близких людей, Марк Романович уже с первых дней нашего переезда в Кардымово начал нелегкие, а порой и очень долгие хлопоты по воссоединению братьев и сестер, разбросанных по разным детским домам. Первым делом надо было установить их адреса, потом добиться официального разрешения на их перевод, а уж затем привезти. Собрать всех вместе — это значит думать о благополучии всего детского дома. Счастье нашедших друг друга не может замкнуться на самих себе, оно неизбежно захватывает и других, становясь всеобщим, это Марк Романович прекрасно понимал. Ребенок, когда он один, когда вокруг себя не чувствует поддержки и тепла, легко озлобляется, становится волчонком, способным укусить. И вот стараниями директора детский коллектив стал укрепляться маленькими семейными ячейками. До этого в детском доме были трудовые ячейки— звенья, звездочки, бригады, группы, классы, а сейчас им не в ущерб появились маленькие семьи, где старшие опекали младших, а младшим не приходилось искать себе покровителей.

ГЛАВА II. ЕЖОВ —БЕРИЯ. ПРЕДВОЕННЫЕ РЕПРЕССИИ. 1937-1941 год (первое полугодие)     275

Сколько радости для всех, когда в детский дом прибывали малыши к своим братьям и сестрам! К Камилле Зориной привезли сестренку Светлану, к Кор-нею Фохту Шурика и Валю, а к Ане Классен сразу трех ее сестричек. Но иногда по малолетству разрешения на перевод не давали, тогда Марк Романович устанавливал местонахождение дошколят и налаживал в дошкольные детские дома регулярные поездки.

В 1946 году в детский дом поступила большая партия хорошей одежды, игрушек, удобных вещей. Я тогда училась на последнем курсе Смоленского медицинского института, но Марк Романович не забыл и меня и выделил на мою долю красивое платье из сарпинки. Как отец, он помнил своих старших детей, давно покинувших родное гнездо.

На одном комсомольском собрании еще в военном сороковом году слово попросил Марк Романович. Он был беспартийный, не раз отказывался от предложений вступить в партию, но любил ходить на наши пионерские и комсомольские собрания, чтобы послушать, о чем говорят. Кто-то из комсомольцев в пылу спора с неуважением отозвался о родителях, тех самых, которых, как «врагов народа» пустили в расход или отправили в лагеря. Марк Романович взял слово и с большим волнением и горечью сказал тогда:

— Я не верю, чтобы у таких детей были плохие родители!

Сколько же смелости надо было иметь, чтобы вслух сказать добрые слова о «врагах»! И какое доверие питать к ребятам, чтобы сказать об этом не наедине, а на комсомольском собрании. Конечно, оценить такой поступок в полной мере ребята не могли в те времена, но сейчас, вспоминая его неутомимую заботу о детях «врагов народа», его хлопоты по собиранию рассеянных по свету братьев и сестер, начинаешь понимать, что он многое знал.

Марк Романович Малявко умер в 1950 году в возрасте шестидесяти восьми лет, имя его присвоено школе-интернату спустя сорок лет. Значит, все это время память о его добрых делах не забывалась, а это бывает не часто. Однако детский дом в Кардымове и при жизни Марка Романовича был хорошо известен, не раз отмечался как образцовое детское заведение, а присуждением ему переходящего красного знамении Наркомпроса РСФСР был признан лучшим детским домом в республике.

Архив МИЛО «Возвращение». Машинопись. № 154

ЦИРКУЛЯР НАРОДНОГО КОМИССАРА ВНУТРЕННИХ ДЕЛ СССР № 4 НАРОДНЫМ КОМИССАРАМ СОЮЗНЫХ И АВТОНОМНЫХ РЕСПУБЛИК, НАЧАЛЬНИКАМ УНКВД КРАЕВ И ОБЛАСТЕЙ «О ПОРЯДКЕ ВЫДАЧИ НА ОПЕКУ РОДСТВЕННИКАМ ДЕТЕЙ, РОДИТЕЛИ КОТОРЫХ РЕПРЕССИРОВАНЫ»

7 января 1938 г. г. Москва

Приказ НКВД СССР 1937 г. № 00486 предусматривает возможность выдачи на опеку родственникам детей, родители которых репрессированы. Устанавливается следующий порядок выдачи детей на опеку: Начальник УНКВД по месту жительства лиц, желающих взять детей на опеку, самостоятельно разрешает выдачу детей, о чем ставит в известность начальника НКВД по месту проживания ребенка (в детдоме). Последний дает указание зав. детдомом о выдаче ребенка на опеку, с соблюдением при этом предъявления

276

ДЕТИ ГУЛАГА 1918-1956

соответствующих документов (паспорт или доверенность лица, получившего разрешение). Опека оформляется соответствующим обязательством, форма которого при этом прилагается.

2. Начальник УНКВД, разрешивший выдать ребенка на опеку, в последующем сообщает в АХУ НКВД сведения о нем: фамилия, имя, отчество, кому и когда передан и адрес местожительства опекуна с ребенком.

3. В том случае, если дети еще не отправлены по нарядам в детдома Наркомпроса, выдача детей на опеку родственникам производится начальником УНКВД непосредственно на месте.

4. После выдачи ребенка на опеку, УНКВД проверяет опекуна по отделам УГБ, на предмет выявления о нем компрометирующих данных. Если последующей проверкой будут установлены компрометирующие данные от опекуне, начальник УНКВД решает вопрос о возможности дальнейшего оставления ребенка на воспитании или передачи другому родственнику и о своем решении ставит в известность АХУ НКВД.

5. Помимо первичной проверки УНКВД должно установить систематическую проверку за состоянием воспитания детей опекунами, настроениями детей, их поведением и знакомствами, а также тем влиянием, которое оказывают на детей лица, взявшие детей на опеку.

Заместитель народного комиссара внутренних дел СССР

комкор М. ФРИНОВСКИЙ

Архив НИПЦ «Мемориал». Коллекция документов. № 155

ПРИКАЗ НАРОДНОГО КОМИССАРА ВНУТРЕННИХ ДЕЛ СССР № 03 «О ПОРЯДКЕ НАПРАВЛЕНИЯ НЕСОВЕРШЕННОЛЕТНИХ В ТРУДОВЫЕ КОЛОНИИ ИЗ ТЮРЕМ И ПРИЕМНИКОВ-РАСПРЕДЕЛИТЕЛЕЙ»

9 января 1938 г. г. Москва Секретно

В целях упорядочения комплектования трудовых колоний, пресечения имевших до сих пор случаев задержки осужденных несовершеннолетних в тюрьмах и ликвидации побегов из трудколоний,

ПРИКАЗЫВАЮ:

1. Возложить ответственность за своевременный вывод подростков из тюрем в трудовые колонии НКВД на местные отделы трудовых колоний и ОМЗ УНКВД— НКВД.

2. Немедленному выводу в трудовые колонии подлежат все осужденные от 12 до 16 лет по вступлении приговора в законную силу. (Кассационные выводу в трудколоний не подлежат.)

Установить порядок, при котором ОМЗ УНКВД—НКВД представляют в соответствующий ОТК своей области списки на осужденных несовершеннолетних преступников с установочными данными и характеристикой на каждого осужденного и от ОТК получают наряды на вывод их в трудовые колонии этой области. В УНКВД тех областей, где нет ОТК и трудовых колоний, ОМЗ высылают указанные списки на осужденных непосредственно в ОТК НКВД СССР, который

ГЛАВА II. ЕЖОВ —БЕРИЯ. ПРЕДВОЕННЫЕ РЕПРЕССИИ. 1937-1941 год (первое полугодие)     277

дает наряды о направлении несовершеннолетних преступников в одну из трудовых колоний другой области.

Доставка осужденных из тюрем в трудовые колонии производится этапным порядком силами конвойных войск и милиции.

3. Начальники ОТК и ОМЗ УНКВД областей, краев и НКВД республик ежемесячно не позднее 3 числа доносят за совместными подписями в ОМЗ ГУЛАГа и ОТК НКВД СССР о количестве осужденных несовершеннолетних, выведенных из тюрем в трудовые колонии за истекший месяц, а также о количестве осужденных несовершеннолетних, оставшихся в тюрьмах на 1 число текущего месяца с указанием причин их задержки.

4. Комплектование закрытых трудколоний производится исключительно по нарядам ОТК НКВД СССР.

5. Несовершеннолетних преступников, осужденных и бежавших из трудовых колоний, арестованных милицией, направлять для заключения в тюрьму и последующего направления их в закрытые трудколоний по нарядам ОТК НКВД СССР.

Органы милиции направляют задержанного в тюрьму при постановлении, утвержденном Прокурором, и немедленно запрашивают колонию, из которой осужденный совершил побег, о высылке личного дела с приговором суда. По получении — личное дело и приговор направляются начальнику соответствующей тюрьмы.

ОТК НКВД СССР давать наряды о направлении этих несовершеннолетних в закрытые колонии не позже 3-дневного срока со дня получения запроса от соответствующего Отдела мест заключения.

6. Несовершеннолетних, не имеющих срока наказания, бежавших из труд-колонии, задерживать и направлять в ближайший приемник-распределитель.

Приемник-распределитель немедленно запрашивает колонию, из которой совершен побег, о высылке личного дела и выносит заключение, подлежит ли этот подросток направлению в открытую трудколонию или как рецидивист в закрытую колонию.

При необходимости направления задержанного в закрытую колонию, личное дело вместе с заключением направляются в ОТК НКВД СССР для утверждения и получения наряда.

7. Обязать всех управляющих трудколониями после получения запроса от органов милиции, ОМЗ или приемников-распределителей высылать личные дела на бежавших несовершеннолетних не позднее 24-х часов.

8. ОТК не оставлять без расследования ни одного случая побега несовершеннолетних из колоний и привлекать к ответственности виновных в этом работников колоний.

ОТК НКВД СССР брать на учет все случаи побегов из трудколоний, следя за тем, чтобы каждый случай был расследован.

9. Категорически запретить переотправку задержанных беспризорников из приемников-распределителей одной области, края, в приемники-распределители других краев и областей.

Всех беспризорных, задержанных в крае, области и на ж. д. и водном транспорте, откуда бы они не происходили, размещать согласно постановлению СНК СССР и ЦК ВКП(б) от 31 мая 1935 г. в детские учреждения Наркомпроса, Наркомздрава, Наркомсобеса и трудколоний НКВД только в пределах данного края, области.

В случае крайней необходимости переотправить детей в другие края, области ОТК УНКВД—НКВД края, области запрашивают разрешение ОТК НКВД

278

ДЕТИ ГУЛАГА 1918-1956

СССР. При каждом запросе представляется мотивированное ходатайство, с указанием фамилии, имени, отчества, пола, возраста беспризорного. Прием детей-беспризорников другими краями, областями по нарядам ОТК НКВД СССР — обязателен. Исключение из этого правила составляют лишь приемники-распределители Московской области, которые вывозят всех детей, уроженцев других областей по месту рождения или нахождения родителей, в приемники-распределители соответствующих краев, областей по нарядам ОТК НКВД СССР.

Направление детей в Москву, задержанных в других областях, краях, республиках, категорически запретить, даже если ребенок заявляет, что он родился в Москве или Московской области. Ребенок может быть направлен в Москву только в том случае, если действительно, путем проверки установлено, что он имеет родителей в Москве или Московской области.

10. Направление детей из приемников-распределителей в трудовые колонии производится по нарядам ОТК НКВД СССР или ОТК УНКВД—НКВД республик, краев, областей (последние могут дать наряд только в свои трудколоний).

П. При всех случаях направления:

а) из тюрем в колонию;

б) из одной колонии в другую;

в) из приемника-распределителя в тюрьму, в трудовую колонию, в детские учреждения Наркомпроса, Наркомздрава, и Наркомсобеса;

г) из одного приемника-распределителя в другой, — дети должны быть одеты по сезону.

В случае прибытия несовершеннолетних в непригодном для носки обмундировании доносить об этом в ОТК НКВД СССР.

12. Во всех случаях перевода детей из одного детского учреждения в другое, они должны сопровождаться работником того детучреждения, которое производит отправку.

13. Установить следующий порядок конвоирования несовершеннолетних:

а) при сопровождении по городу, на пристани или станции железных дорог, использовать автомашины;

б) при перевозках по ж. д. из приемников-распределителей в трудовые колонии и из одной трудколоний в другую — в общих вагонах;

в) при перевозках осужденных из тюрем в колонии — в тюремных вагонах.

14. При конвоировании правонарушителей оружие не применять, принимая, однако все меры к недопущению побегов.

Заместитель Народного комиссара внутренних дел СССР

комдив ЧЕРНЫШОВ

ГАРФ. Ф.9401. On. 1а. Д. 22. Лл.2-3 об. Типографский экз. № 156

ПРИКАЗ НАРКОМА ВНУТРЕННИХ ДЕЛ СССР № 0058 «ОБ АГЕНТУРНО-ОПЕРАТИВНОМ ОБСЛУЖИВАНИИ ТРУДОВЫХ КОЛОНИЙ НКВД ДЛЯ НЕСОВЕРШЕННОЛЕТНИХ И ПРИЕМНИКОВ-РАСПРЕДЕЛИТЕЛЕЙ»

11 февраля 1938 г. г. Москва Сов. секретно

В целях улучшения агентурно-оперативного обслуживания контингента несовершеннолетних преступников, содержащихся в трудовых колониях НКВД для

ГЛАВА II. ЕЖОВ —БЕРИЯ. ПРЕДВОЕННЫЕ РЕПРЕССИИ. 1937-1941 год (первое полугодие)     279

пресечения контрреволюционной деятельности и предотвращения побегов, поджогов и проч. преступлений

ПРИКАЗЫВАЮ:

1. Непосредственное руководство агентурно-оперативной работой в трудко-лониях и приемниках-распределителях на местах возложить на городские и районные аппараты УГБ НКВД.

2. В штаты трудовых колоний ввести должности зам. управляющих по оперативной части, подчинив их в оперативном отношении соответствующим городским и районным аппаратам УГБ НКВД.

Изменение в штатах произвести, не выходя из общего разрешенного штатного лимита по ОТК.

3. Агентурно-оперативное обслуживание и расследование по делам воспитанников трудколоний и вольнонаемного состава возложить на зам. управляющего трудколоний по оперативной части.

Следственные дела на воспитанников трудовых колоний направляются через местные городские, районные аппараты УГБ НКВД на Тройку УНКВД (НКВД) или через ОТК НКВД СССР на Особое совещание НКВД СССР.

Материалы предварительного расследования на вольнонаемный состав, в зависимости от состава преступления, направляются в органы УГБ НКВД, милицию или прокуратуру.

4. Зам. управляющего трудколонией по оперативной части и всем вопросам, требующим принятия немедленных мер к предотвращению побегов, поджогов и других преступлений, информирует управляющего колонией и соответствующие городские или районные аппараты УГБ НКВД.

5. Управляющие колониями по всем особо важным происшествиям немедленно доносят в ОТК УНКВД и ОТК НКВД СССР.

6. Приказ НКВД СССР за № 00284 от 4 августа 1935 г. об оперативном обслуживании системы ОТК аппаратами Особоуполномоченного — отменить.

Заместитель Народного комиссара внутренних дел СССР

комкор М. ФРИНОВСКИЙ

ГАРФ. Ф.9401. On. 1а. Д. 20. Лл. 58-58 об. Типографский экз. № 157

ПРИКАЗ НАРОДНОГО КОМИССАРА ВНУТРЕННИХ ДЕЛ СССР № 049 «С ОБЪЯВЛЕНИЕМ ПОЛОЖЕНИЯ О ВОЕНИЗИРОВАННОЙ ОХРАНЕ ЗАКРЫТЫХ ТРУДКОЛОНИЙ НКВД ДЛЯ НЕСОВЕРШЕННОЛЕТНИХ»

14 марта 1938 г. г. Москва С. секретно

При этом объявляется положение о военизированной охране закрытых труд-колоний НКВД для несовершеннолетних. Приложение разослать по принадлежности.

Заместитель Народного комиссара внутренних дел СССР старший майор государственной безопасности ЖУКОВСКИЙ

280

ДЕТИ ГУЛАГА 1918-1956

«УТВЕРЖДАЮ»

Зам. Народного комиссара внутренних дел Союза ССР ст. майор госуд. безопасности ЖУКОВСКИЙ

Приложение к приказу НКВД СССР 1938 г. №049 СЕКРЕТНО

ПОЛОЖЕНИЕ

о военизированной и пожарной охране в закрытых трудовых колониях НКВД для несовершеннолетних правонарушителей

А. Общее положение

1. На военизированную и пожарную охрану закрытых трудовых колоний НКВД для несовершеннолетних возлагаются задачи:

а) предотвращение побегов несовершеннолетних правонарушителей;

б) охрана социалистической собственности;

в) поддержание порядка на территории трудколоний;

г) безопасность трудколоний в пожарном отношении.

2. Руководство военизированной и пожарной охраной трудколоний возлагается на начальника охраны.

3. Начальник военизированной и пожарной охраны трудколоний находится в непосредственном подчинении управляющего трудколонией.

4. Комплектование военизированной и пожарной охраны осуществляется управлением трудколоний, путем найма необходимого контингента из лиц, вполне пригодных к несению службы, преимущественно из демобилизованных в долгосрочный отпуск красноармейцев и граждан, отбывших срок действительной службы в РККА, Военно-морском флоте и войсках НКВД.

Б. Права и обязанности

5. Начальник охраны трудколоний несет ответственность:

а) за политическое и моральное состояние личного состава военизированной и пожарной охраны;

б) за организацию караульной службы;

в) за безопасность трудколоний в пожарном отношении;

г) за борьбу с побегами правонарушителей;

д) за боевое состояние военизированной и пожарной охраны.

6. Личному составу военизированной и пожарной охраны трудколоний НКВД присваивается право ношения форменного обмундирования, установленного для работников ОТК НКВД СССР образца, согласно приказу № 379 от 8 сентября 1937 года.

7. Работники военизированной и пожарной охраны трудколоний, проживающие в общежитиях и квартирах, принадлежащих трудколониям, освобождаются от взимания с них квартплаты.

8. Численный состав военизированной и пожарной охраны определяется табелем постов, утверждаемым управляющим трудколонией.

9. Для несения караульной службы по охране трудколоний назначается караул, во главе которого стоит караульный начальник.

10. Обязанности караула и пожарной охраны определяются инструкциями, разрабатываемыми начальником охраны совместно с управляющим трудколонией, применительно к местным условиям утверждаются нач. ОТК УНКВД/ НКВД.

ГЛАВА II. ЕЖОВ — БЕРИЯ. ПРЕДВОЕННЫЕ РЕПРЕССИИ. 1937-1941 год (первое полугодие)     281

В. Вооружение и применение оружия

11. Военизированная охрана трудколоний для несовершеннолетних вооружается охотничьими одноствольными ружьями 20 калибра.

12. Оружие выдается стрелкам только на наружные посты на вышках и у ворот вне колонии.

13. Имеющееся в распоряжении военизированной охраны трудколоний оружие выдается стрелкам охраны только при вступлении на посты.

Начальник Отдела трудовых колоний НКВД СССР

ЯЦКЕВИЧ

ГАРФ. Ф.9401. On. 1а. Д.22. Лл. 37-38. Типографский экз. № 158

ДОКЛАДНАЯ ЗАПИСКА НАЧАЛЬНИКА ОТК НКВД СССР Л.М. ЯЦКЕВИЧА В НАРКОМПРОС РСФСР

23 марта 1938 г. г. Москва Секретно № 1681709/с

Зам<естителю> Наркома просвещения РСФСР тов. ЛИХАЧЕВУ Копия: председателю Деткомиссий ВЦИК тов. СЕМАШКО

По имеющимся у нас данным состояние детдомов целого ряда краев и областей и руководство ими со стороны ОблОНО и РайОНО по-прежнему продолжает оставаться неудовлетворительным.

Отмечавшееся большое движение беспризорных и безнадзорных детей в истекшем 1937 году создало известную напряженность, как по линии детприемников-распределителей НКВД, так и в системе детдомов Обл<ОНО> и крайОНО. Однако, последние не приняли достаточных мер к возможному расширению емкости детдомов путем вывода переростков, а также и детей, имеющих родителей и опекунов. По одной только Ростовской области из числа находившихся в школьных детдомах области детей старше 14 лет, подлежавших обязательному выводу в 1937 году, остались не выведенными 150 человек.

Такое положение привело к фактической перегрузке целого ряда детдомов и антисанитарному состоянию многих из них. В детдомах Удмурдской АССР при обследовании обнаружено свыше 100 человек детей, болеющих заразными болезнями и, в частности, в Сарапульском детдоме около 20 случаев больных сифилисом, причем больные продолжают оставаться вместе со здоровыми детьми.

В детдомах Ивановской области (Пигановский, Боголюбовский и др.) воспитанники спят по 2 человека на одной койке, ввиду необеспеченности постельными принадлежностями и недостатка белья. Средства расходуются не по назначению и часто просто разбазариваются, а в результате дети оказываются раздетыми и разутыми (детдома Ярославской области — Кострома, Рыбинск и др.).

Вследствие слабого руководства и контроля со стороны Обл и РайОНО многочисленные факты крайне неудовлетворительного культурно-бытового и материального обслуживания детей, плохого питания, засоренности руководящего и воспитательского состава чуждыми людьми, отсутствия должной политико-воспитательной работы приводят к имеющим место в детдомах Ивановской, Ростовской и др. областей склокам, грубым нарушениям нормальных условий общежития, массовым эксцессам, индивидуальным и групповым побегам.

282

ДЕТИ ГУЛАГА 1918-1956

Как результат плохой постановки работы, в одном только Александровском детдоме (Ивановская область) из числа содержащихся там 72 человек за сравнительно-короткий период привлечено к уголовной ответственности и осуждены 11 человек.

Побеги из детдомов вызывают в свою очередь перегрузку детприемников-распределителей и тормозят нормальную работу последних. По данным лишь одной Орловской области из числа прошедших через приемники-распределители 1809 человек беспризорных и безнадзорных детей — 886 человек или 48,9% падает на детей, бежавших из детдомов Наркомпроса.

Однако, ОблОНО и крайОНО крайне тормозят вывод своего контингента из детприемников. В детприемниках НКВД дети, подлежащие выводу в детдома Наркомпроса часто оседают на 5—10 месяцев, причем отказ в приеме детей детдомами в некоторых областях (Ростовской и др.) сопровождается грубым отношением к детям и различного рода незаконными требованиями, как-то обязательного образовательного ценза, специального оформления дел и т.д.

В свете этих условий создается реальная угроза для нормальной работы приемников-распределителей НКВД, а с наступающим теплым периодом и связанного с ним более интенсивного движения детей по основным магистралям Союза — эти условия не могут гарантировать и впредь бесперебойную работу по изъятию беспризорных и безнадзорных детей с улиц городов и ж/д транспорта.

Сообщаю Вам об изложенном для принятия необходимых мер и дачи соответствующих указаний непосредственно ОблОНО о ликвидации отмеченных не-нормальностей.

НАЧАЛЬНИК ОТК НКВД СССР ЯЦКЕВИЧ ГАРФ. Ф. 5207. Оп. 3. Д. 42. Лл. 2-3. Подлинник. Машинопись.

№ 159

ПРИКАЗ НАРОДНОГО КОМИССАРА ВНУТРЕННИХ ДЕЛ СССР № 054 «О ПОРЯДКЕ ВЫВОДА ОСУЖДЕННЫХ НЕСОВЕРШЕННОЛЕТНИХ СТАРШЕ 16 ЛЕТ ИЗ ТРУДОВЫХ КОЛОНИЙ НКВД В ЛАГЕРЯ, ТЮРЬМЫ И ИСПРАВИТЕЛЬНО-ТРУДОВЫЕ КОЛОНИИ ГУЛАГА НКВД»

/ апреля 1938 г. г. Москва Секретно

В дополнение приказа НКВД СССР № 445 (пункт 4) от 19 октября 1937 года, ПРИКАЗЫВАЮ:

Установить следующий порядок вывода из трудколоний ОТК НКВД в исправительно-трудовые лагеря, тюрьмы и колонии ОМЗ осужденных подростков старше 16 лет.

При достижении осужденным правонарушителем 16 лет Управление трудколоний обязано разрешить вопрос о дальнейшем его содержании, исходя из следующего:

1. Осужденные, достигшие 16-летнего возраста, являющиеся ударниками на производстве, отличниками учебы и в быту, с неоконченными сроками наказания до 2 лет оставляются в трудовой колонии до конца срока наказания. Управление трудколоний на такой контингент представляет на утверждение в ОТК НКВД СССР мотивированное заключение.

ГЛАВА II. ЕЖОВ-БЕРИЯ. ПРЕДВОЕННЫЕ РЕПРЕССИИ, 1937-1941 год (первое полугодие)     283

2. Осужденные, достигшие 16-летнего возраста, с неоконченным сроком наказания до 6 месяцев, также до конца срока наказания оставляются в трудколоний.

3. Осужденные, достигшие 16-летнего возраста, с неоконченным сроком наказания от 6 месяцев и выше, не являющиеся ударниками на производстве и отличниками в учебе и быту, переводятся для отбытия оставшегося срока наказания в места заключения ОМЗ УНКВД и НКВД или в лагеря, в зависимости от характера совершенного ими преступления и оставшегося срока наказания.

Перевод производится на основании нарядов, получаемых ОТК УНКВД от отделов мест заключения.

Заместитель Народного комиссара внутренних дел СССР старший майор государственной безопасности ЖУКОВСКИЙ

ГАРФ. Ф.9401. On. 1а. Д.22. Л.41. Типографский экз. № 160

ИЗ «СЛЕДСТВЕННОГО ДЕЛА

МОРОЗА ВЛАДИМИРА ГРИГОРЬЕВИЧА»

ПОСТАНОВЛЕНИЕ ОБ ИЗБРАНИИ МЕРЫ ПРЕСЕЧЕНИЯ

«УТВЕРЖДАЮ» 23 апреля 1938 г.

Начальник Управления НКВД по Куйбышевской обл. капитан государственной безопасности БОЧАРОВ г. Куйбышев 23 апреля 1938 г.

Я, пом<ощник> нач<альника> 2-го отделения четвертого отдела Управления государствен<ной> безопасности НКВД по Куйбышевской области, лейтенант государственной безопасности Тимофеев, рассмотрев следственный материал

по делу №_в отношении гражданина Мороз Владимира, 1921 года*

рождения, воспитанника Анненковского Детдома Кузнецкого района, Куйбышевской области, подозреваемого в контрреволюционной деятельности, т. е. совершении преступления, предусмотренного ст. 58—10 ч. 1 УК РСФСР и принимая во внимание, что нахождение его на свободе может отрицательно повлиять на ход следствия, руководствуясь ст. ст. 145, 146 и 158 УПК РСФСР,

ПОСТАНОВИЛ:

В отношении гр-на Мороз Владимира меру пресечения способов уклонения от следствия и суда избрать содержание под стражей в Кузнецкой тюрьме.

Пом. Нач<алъника> 1 Отделения 4 Отдела УГБ УНКВД младший лейтенант государственной безопасности ТИМОФЕЕВ

«СОГЛАСЕН» Начальник Четвертого Отдела УГБ УНКВД

старший лейтенант государственной безопасности ДЕТКИН

Настоящее постановление мне объявлено «_»_193... г.

_ МОРОЗ

* В.Г. Морозу, в то время несовершеннолетнему, в данном постановлении прибавили год, чтобы санкционировать его арест.

284

ДЕТИ ГУЛАГА 1918-1956

Резолюция:

«Арест санкционирован заместителем областного прокурора по спецделам»

<подпись нрзб. >

23/TV.38.

ПОСТАНОВЛЕНИЕ О ПРЕДЪЯВЛЕНИИ ОБВИНЕНИЯ40

г. Кузнецк 25 мая 1938 г.

Я, п/оперупол<номоченного> районного отделения Управления государственной безопасности НКВД СССР по Куйбышевской области сержант г/б Огородников, рассмотрев следственный материал по делу №_и приняв во внимание, что Мороз Владимир Григорьевич, 1922 года рождения, б/п, грамотный, по национальности еврей, уроженец г. Москвы, до ареста воспитанник детдома, достаточно изобличается в том, что будучи враждебно настроен к советскому строю проводил контрреволюционную деятельность, т. е. о совершении преступления, предусмотренного ст. 58-10 ч. 1 УК РСФСР, и руководствуясь ст.ст. 128 и 129 УПК РСФСР,

ПОСТАНОВИЛ:

Гражданина Мороза Владимира Григорьевича привлечь в качестве обвиняемого по ст. 58-10 ч. 1 УК РСФСР.

П/оперуполномоченного р<айонного> о<тделения> НКВД сержант государственной безопасности ОГОРОДНИКОВ

«СОГЛАСЕН» Начальник районного отделения НКВД

лейтенант государственной безопасности <без подписиУ

Настоящее постановление мне объявлено 25 мая 1938 г. Подпись обвиняемого МОРОЗ

ХАРАКТЕРИСТИКА на воспитанника Анненковского детдома Мороза Владимира Григорьевича

10 июня 1938 г.

Мороз Владимир Григорьевич 17 лет прибыл в Анненковский детдом по особой путевки НКВД СССР в октябре м-це 1937 года. За время пребывания в детдоме проявил себя обособлено от всего коллектива воспитанников. В общественно-полезной работе участия не принимал, нагрузки детского самоуправления не выполнял сознательно. Правила внутреннего распорядка не выполнял: курил в спальне, отлучался без разрешения из пределов детдома, ко сну вовремя не являлся. К воспитателям и старшим относился пренебрежительно, на замечания воспитателей отвечал злой улыбкой и не выполнял распоряжения воспитателей.

Трудовые процессы не выполнял и категорически отказался посещать мастерские.

Директор детдома И. СВИРИДОВ

ГЛАВА II. ЕЖОВ —БЕРИЯ. ПРЕДВОЕННЫЕ РЕПРЕССИИ. 1937-1941 год (первое полугодие)     285

ПРОТОКОЛ ДОПРОСА

24 апреля 1938г.

Я, п/опер. упол<номоченного> Кузнецкого р<айонного> о<тделения> НКВД Огородников допросил в качестве обвиняемого:

1. Фамилия — Мороз

2. Имя и отчество — Владимир Григорьевич

3. Дата рождения — 1922 года 1 ноября

4. Место жительства — гор. Москва

5. Местожительство — с. Анненково, детдом

6. Национальность и гражданство — еврей

7. Паспорт —не имеется

8. Род занятий — воспитанник детдома и учащийся

9. Социальное происхождение — сын служащих

10. Социальное положение (род занятий и имущественное положение)

а) до революции — отец служащий

б) после революции — тоже

11. Состав семьи — холост. Отец Григорий Сем<енович>, мать Фани Львовна и брат Самуил — арестованы. Второй брат Александр 9 лет воспитанник Аннен-ского детдома.

Показания обвиняемого Мороз Владимира Григорьевича

24 апреля 1938 г.

Вопрос. С какого времени проживали в Анненковском детдоме?

Ответ. В Анненском детдоме проживал с 23 октября 1937 года, приехал по направлению НКВД из г. Москвы после ареста моего отца Григория Семеновича и матери Фани Львовны.

Вопрос. Назовите круг ваших близких знакомых по г. Москва и Анненскому детдому?

Ответ. Круг моих близких знакомых очень органичен, по гор. Москва я хорошо знаю, как своих товарищей, Кисина Анания Абрамовича; братьев Фрунзик и Владимира — сыновья Емельяна Ярославского; Мартынова Владимира, Кала-чева Евгения, Филлера Владимира Самуиловича, с которыми я знаком по школе. Часть из них, как напр<имер>, Ярославские летом жили на даче по соседству с нами, где я познакомился. Все указанные лица живут на иждивении своих родителей, работающих в советских и партийных организациях. По Анненскому же детдому из близких знакомых у меня никого нет.

Вопрос. Следствию известно, что за время пребывания в Анненском детдоме вы проводили контрреволюционную деятельность, расскажите об этом подробно?

Ответ. Контр<революционную> деятельность я не проводил.

Вопрос. Вы говорите неправду. Следствие требует исчерпывающих показаний!

Ответ. Еще раз повторяю, что контрреволюционную деятельность я не проводил.

Вопрос. Предъявляются вам обнаруженные у вас письма контрреволюционного содержания, что можете показать по этому поводу?

Ответ. Да! Эти письма контрреволюционного содержания и принадлежат мне, и автором которых являюсь я. В этих письмах я проявлял явную враждебность к советскому строю, восхваляя троцкистко-бухаринских бандитов одновременно сочувствовал в отношение осужденных и расстрелянных врагов народа и всячески компроминтировал руководителей ВКП(б) и советского правительства, персонально Сталина.

286

ДЕТИ ГУЛАГА 1918-1956

Вопрос. Что вас побудило писать эти контрреволюционные письма?

Ответ. Побудило меня писать эти письма и встать на контрреволюционный путь это враждебность и ненависть, которую я питаю к советской власти.

Вопрос. С какого времени вы встали на контрреволюционный путь и кто вас на это натолкнул?

Ответ. На контрреволюционный путь я встал, а потом стал проявлять свою ненависть к советской власти и руководителям ВКП(б) и советского правительства в результате ареста моего отца и матери, и еще больше озлобился на советскую власть после ареста моего брата Самуила Григорьевича Мороза.

Вопрос. Когда арестован ваш брат?

Ответ. Точно не знаю, примерно в январе мес. 1938 года.

Вопрос. От кого вам стало известно об аресте вашего брата?

Ответ. Об аресте моего брата стало известно от Филлера Самуила Самуиловича, который сообщил мне из Москвы письмом.

Вопрос. Следствие располагает достоверными данными о том, что существует контрреволюционная группа молодежи, в которой состояли вы и организованно проводили контрреволюционную деятельность. Что можете сказать по этому вопросу?

Ответ. О контрреволюционной группе молодежи мне ничего не известно и показать что-либо о ней не могу.

Вопрос. Вы говорите ложно, следствие требует правдивых показаний по поводу существующей контрреволюционной организации молодежи!

Ответ. Других показаний дать я не могу.

Записано верно, с моих слов мне прочтено в чем и подписуюсь

МОРОЗ

Допросил п/оперуполном<оченного> Кузнецкого р<айонного> о<тделения> сержант государственной безопасности Огородников

ОБВИНИТЕЛЬНОЕ ЗАКЛЮЧЕНИЕ по обвинению гр-на Мороз Владимира Григорьевича по ст.ст. 58-10 ч. 1 УК РСФСР

Обвинительное заключение составлено в г. Кузнецке 14 июня 1938 г.

В Кузнецкое РО НКВД поступил материал, что воспитанник Анненковско-го детдома Мороз Владимир Григорьевич среди воспитанников детдома проводит контрреволюционную деятельность.

Произведенным расследованием по данному делу установлено:

Что Мороз Владимир Григорьевич с приездом в Анненковский детдом, как административно высланный из г. Москвы после ареста его родителей, среди молодежи детдома занялся распространением контрреволюционной пропаганды и клеветы на руководителей ВКП(б) и советское правительства. Все эти свои контрреволюционные взгляды и клевету излагал в письменном виде и читал окружающей его молодежи из числа воспитанников детдома, восхвалял троц-кистко-бухаринских бандитов, одновременно сочувственно относился в отношении расстрелянных врагов народа ( л. д. 8 и об., 9 и об., 11, 13, 15, 17).

Мороз Владимир Григорьевич будучи допрошен в контрреволюционной деятельности признал себя виновным полностью.

На основании изложенного обвиняется:

ГЛАВА II. ЕЖОВ —БЕРИЯ. ПРЕДВОЕННЫЕ РЕПРЕССИИ. 1937-1941 год (первое полугодие)     287

ПИСЬМО МАТЕРИ ВЛАДИМИРА МОРОЗА НА ИМЯ Л.П. БЕРИЯ

9 сентября 1939 г.

Наркому НКВД СССР Берия Лаврентию Павловичу от гр-ки Крейндель-Мороз Фанни Львовны, заключенной в Темлагере спецотделения НКВД

Заявление

9 сентября 1937 г. в г. Москве по адресу ул. Серафимовича, д. 2, кв. 39, подъезд № 2 я была арестована органами НКВД. Далее было мне объявлено постановление Особого совещания НКВД СССР, что я, как член семьи изменника Родины, подлежу заключению в лагерь сроком на 8 лет.

Мороз Владимир Григорьевич 1922 года рождения, уроженец г. Москвы, сын служащего — в данное время арестованного органами НКВД как враг народа, грамотный, б/п, по национальности еврей, до ареста — воспитанник Анненского детдома — в том, что будучи враждебно настроен к советскому строю систематически проводил среди воспитанников детдома контрреволюционную деятельность, клеветал на руководителей ВКП(б) и советского правительства, в частности на тов. Сталина, т. е. в преступлении, предусмотренном ст. 58-10 ч. 1 УК РСФСР, а поэтому -

ПОЛАГАЛ БЫ:

Дело следствием считать законченным и для разбора направить в спец. коллегию Обл. суда, через УНКВД по Куйбышевской Области.

Пом<ощник> оперуполномоченного РО НКВД сержант государственной безопасности ОГОРОДНИКОВ

СОГЛАСЕН: НачКальник > Кузнецкого РО НКВД ЗАГИРОВ

СПРАВКА

1. К делу прилагается как вешдок письма гр-на Мороз к-р содержания.

2. Обвиняемый Мороз содержится в Кузнецкой тюрьме с 25 апреля 1938 г.

Ном<ощник> оперуполномоченного РО НКВД сержант государственной безопасности ОГОРОДНИКОВ

СПИСОК ЛИЦ, ПОДЛЕЖАЩИХ ВЫЗОВУ В СУД

1. Мороз Владимир Григорьевич — Обвиняемый — Кузнецк<ая> тюрьма. Свидетели:

1. Жидкова Прасковья Николаевна.

2. Уварова Евгения Павловна.

3. Опорчулян Нина Александровна.

4. Дроздовская Мария Андреевна.

Приписка: проживают в Анненковском детдоме Кузнецкого района.

Пом<ощник> оперуполном<оченного> РО НКВД сержант государственной безопасности ОГОРОДНИКОВ

288

ДЕТИ ГУЛАГА 1918-1956

После моего ареста в указанной квартире у меня остались дети: сын Самуил Григорьевич Мороз 17 лет; сын Владимир Григорьевич Мороз 14 лет; сын Александр Григорьевич Мороз 8 лет.

Уже будучи в лагере, я запрашивала о судьбе своих детей, и мне в марте 1938 года было сообщено, что два сына, т. е. 15-летний Владимир и 9-летний Александр, находятся в детдоме в Анненково Кузнецкого района Куйбышевской области. Относительно старшего сына Самуила мне ничего не было сообщено. Я неоднократно обращалась в НКВД г. Москвы с просьбой сообщить мне о старшем сыне. И наконец в конце мая 1939 года из НКВД г. Москвы мне сообщили, что мои сыновья Самуил и Владимир арестованы. Когда, за что последовал их арест, мне ничего не известно. Неизвестно также, почему ребенок, который находится в Куйбышевской области в детдоме, оказался арестованным НКВД г. Москвы.

Старший сын отлично окончил 10-летку. <...>

Второй сын Владимир — ученик 8 класса, отличник, пионер, переходящий из класса в класс награжденный похвальным листом, был также примерного поведения.

Все эти данные говорят за то, что дети не могли совершить самостоятельно преступления, что подверглись аресту органов НКВД. Я предполагаю, что мои дети подверглись репрессии также, как и я, т. е. как члены семьи. Но принимая во внимание указание партии и лично тов. Сталина — дети ни в коей степени не отвечают за отца. Это указание Вождя, произнесенное неоднократно, дает мне право матери обращаться к Вам, г-н Нарком, с ходатайством — затребуйте в порядке надзора из Московского НКВД дело по обвинению моих детей. Проявите чуткое, внимательное отношение и освободите детей из-под стражи.

Я с самых ранний лет честно работала и даже в лагере с января 1938 года также работаю по специальности — я фармацевт. Мужественно переношу свое заключение, как член семьи, но что дети в таком раннем возрасте страдают — это отнимает у меня все, и только надежда на Ваше законное вмешательство и разбор дела детей дает мне силы переносить и это страдание.

Очень прошу Вас, г-н Нарком, не откажите в моей просьбе и помогите детям вернуться к учебе и прежней честной жизни.

Дети: Самуил Григорьевич Мороз рождения 1920 г.; Владимир Григорьевич Мороз рождения 1922 г.

О последующем Вашем распоряжении очень прошу меня уведомить по месту моего нахождения.

КРЕЙНДЕЛЬ-МОРОЗ

* * *

ЗАВЕДУЮЩЕМУ ЗАГСа гор. КУЗНЕЦКА ПЕНЗЕНСКОЙ ОБЛАСТИ* 20 декабря 1956 г.

По имеющимся в Главной военной прокуратуре сведениям в 1939 году в ЗАГСе г. Кузнецка была зарегистрирована смерть Мороза Владимира Григорьевича, 1922 года рождения, уроженца г. Москвы.

По встретившейся надобности прошу срочно сообщить в Главную военную прокуратуру на основании каких данных была зарегистрирована смерть Моро

* С изменением границ областей г. Кузнецк стал относиться к Пензенской области.

ГЛАВА II. ЕЖОВ —БЕРИЯ. ПРЕДВОЕННЫЕ РЕПРЕССИИ. 1937-1941 год (первое полугодие)     289

за В.Г., каким врачебным учреждением представлялась справка (акт медицинского вскрытия) о смерти Мороза В.Г., какая причина смерти указывалась в них.

Военный прокурор отдела ГВП подполковник юстиции ХРУЩЕВ

* * *

В ВОЕННУЮ КОЛЛЕГИЮ

ВЕРХОВНОГО СУДА СССР

Секретно

8 февраля 1957 г.

ПРОТЕСТ (В ПОРЯДКЕ НАДЗОРА) ПО ДЕЛУ МОРОЗА В.Г.

По постановлению Особого Совещания при НКВД СССР от 25 октября 1938 года за антисоветскую агитацию был заключен в исправительно-трудовой лагерь сроком на 3 года Мороз Владимир Григорьевич, рождения 1 ноября 1922 года, сын репрессированных в то время родителей, учащийся, воспитанник Анненков-ского детдома, Куйбышевской области.

По материалам дела Мороз В.Г. обвинялся в том, что будучи административно выслан из Москвы в связи с арестом его родителей, он среди молодежи детдома распространял клевету на советские органы власти и выражал сочувствие расстрелянным врагам народа (л. д. 19 обв. заключение).

Проведенной в настоящее время проверкой установлено, что отец Мороза Владимира — Мороз Григорий Семенович, бывший Председатель ЦК профсоюза работников госторговли, член КПСС с 1917 года, 2 ноября 1937 года необоснованно был осужден к расстрелу в связи с обвинением его в антисоветской деятельности.

Мать — Крейндель-Мороз Ф.Л., как член семьи изменника Родине, 21 ноября 1937 года была осуждена к 8 годам лишения свободы в ИТЛ.

Старший их сын — Мороз С. Г., 1920 года рождения, 21 марта 1938 года также необоснованно был осужден к 5 годам лишения свободы в ИТЛ за принадлежность якобы к молодежной антисоветской организации.

Уголовные дела на всех этих лиц в 1956 году прекращены Военной Коллегией Верховного суда СССР и они реабилитированы ( л. д. 42-43).

После ареста и осуждения родителей и старшего брата несовершеннолетние члены семьи — Мороз Александр — 9 лет и Мороз Владимир 15 лет органами НКВД СССР были высланы из Москвы в Анненковский детдом г. Кузнецк, Куйбышевской области.

По делу установлено, что находясь в детдоме, Мороз Владимир в беседах с воспитанниками дома, а также в написанных им письмах, высказывал недовольство в связи с производившимися органами НКВД арестами ответственных работников, обобщая эти факты, в антисоветском духе отзывался о деятельности Советской власти и коммунистической партии (л. д. 28—37).

В этих высказываниях Мороза В.Г. хотя и усматривается наличие состава преступления, предусмотренного ст. 58-10 ч. 1 УК РСФСР, однако, учитывая, что эти высказывания были вызваны озлобленностью Мороза В.Г. действительно необоснованным осуждением его родителей, его старшего брата и целого ряда других известных советских и партийных работников, привлечение Мороза В.Г. к уголовной ответственности за это, тем более не достигшего в то время 16 летнего возраста, следует признать неправильным.

290

ДЕТИ ГУЛАГА 1918-1956

В числе лиц, арест которых в то время Мороз Владимир считал неправильным, как сейчас установлено, действительно были необоснованно осуждены такие видные государственные деятели, как Рудзутак Я.Э., Антипов Н.К., Бубнов А.С., Пятницкий И.А. и другие (л. д. 44).

Мороз Владимир после осуждения 28 апреля 1939 года умер в тюрьме № 1 г. Кузнецка (л. д. 46).

О реабилитации Мороза В.Г. ходатайствует в настоящее время его брат Мороз С. Г.

На основании изложенного и руководствуясь ст. 16 Закона о Судоустройстве СССР, ПРОШУ:

Постановление Особого Совещания при НКВД СССР от 25 октября 1938 года в отношении Мороза Владимира Григорьевича отменить и дело на него прекратить за отсутствием состава преступления.

Заместитель Генерального прокурора СССР полковник юстиции Е. БАРСКОЙ*

ПИСЬМО В. МОРОЗА И.В. СТАЛИНУ

18/11-38 г.

Уважаемый товарищ Сталин! Вынужден обратиться к Вам за помощью. Именно вынужден создавшейся ситуацией, перенести которую невозможно. Прочитав в газете Ваш ответ т. Иванову, я понадеялся на то, что Вы и мне ответите. В чем, собственно, невыносимость моего настоящего положения? А вот в чем. Мой отец. Мороз Г.С.41. был арестован органами НКВД, за ним последовала мать (арестованная неизвестно за что!!. На мою голову <обрушива>лись удар за ударом, несчастье за несчастьем. Я терпеливо сносил. Затем меня отправляют в село Анненково. Представьте мое положение в д/д. В голове мрачные мысли. Я превратился в какого-то мизантропа: чуждаюсь людей, в каждом вижу скрытого врага, потерял всякую веру в людей. А почему я одинок? Да только потому, что общий интеллектуальный уровень воспитанников д/д и учащихся школы много ниже моего. Это не хвастовство. А школа? Школа настолько убога, преподаватели (за исключением 2-х) настолько посредственны, что ее посещать даже не хочется. Я желаю получить максимум знаний, а тут получишь их минимум, да и тот неполный. Ну, как после этого быть довольным. Вы можете подумать, что я слишком изнежен, сентиментален. Нет, нисколько. Я лишь требую счастья, счастья настоящего, прочного. Ленин говорил: «В Советской стране не должно быть обездоленных детей. Пусть будут юные счастливые граждане». А я счастлив? Нет. Кто же счастлив? Вы, наверное, слыхали о «золотой молодежи» царского периода. Так вот такая «золотая молодежь» существует сейчас, как это не печально. В состав ее входят в большинстве случаев дети ответственных, всеми уважаемых людей. Эти дети не признают ничего: пьют, развратничают, грубят и т.д. В большинстве случаев учатся они отвратительно, хотя им предоставлены все условия для учебы. Вот они-то счастливы! Странно, но это факт. Т. Сталин, я опускаюсь все ниже и ниже, лечу с головокружительной быстротой в какую-то темную бездну, откуда выхода нет. Спасите меня, помогите мне, не дайте погибнуть!

Вот, собственно и все. Надеюсь, что Вы мне скоро ответите и поможете. Жду с нетерпением ответа. Мороз Вл.

* На документе за него расписался полковник Терехов.

ГЛАВА II. ЕЖОВ —БЕРИЯ. ПРЕДВОЕННЫЕ РЕПРЕССИИ. 1937-1941 год (первое полугодие)     291

ПИСЬМО В. МОРОЗА СВОЕМУ БРАТУ САМУИЛУ 20/1-38 г.

Дорогой Муля! Ну, напишешь ты, наконец, или нет!

Умоляю тебе: напиши и еще — напиши! В письме мне не пиши ничего особенного. Абсолютно ничего, слышишь. Я знаю, мне явно не отдают писем от тебя. Муля, вышли мне немедленно по получении этого письма папиросы. Курить нечего. Денег нет. Тоска невозможная. Я напишу такое письмо в НКВД скоро, что меня упрячут в надежное место. Пусть, я буду рад этому!!! Они хотят, чтоб я отупел, чтоб я не мог бороться против зла, а следовательно них, но фокус не пройдет. Господа из НКВД просчитались. Я буду бороться, кричать, звонить! Я буду везде говорить об их жестокости, прямом насилии! Я не боюсь их теперь! Долой страх! Да здравствует борьба!

А ты, Муля, пиши, пиши и опять пиши. Жду посылки и письма42. Целую. Вова.

ОТРЫВКИ ИЗ ДНЕВНИКОВЫХ ЗАПИСЕЙ В. МОРОЗА, СДЕЛАННЫХ В ДЕТДОМЕ

...Снова тоска и тоска. И снова настойчиво в голову лезет: а чем еще я виноват? За что меня послали сюда, в эту незаслуженную ссылку? По-моему, для того, чтобы я окончательно отупел, чтобы я не понимал происходящее, чтобы я не мог бороться против лжи и несправедливости...

...Купил разного хлама, в том числе и этот блокнот. Узнал от Панфиловой, что за сочинение по литературе получил «хорошо». Вероятно, Анна Петровна не поставила «отлично» благодаря вмешательству Панфиловой. И опять это тоскливое однообразие, в которое обрекли меня эти злые церберы зла и несправедливости. Хотел написать письмо Сталину, но раздумал: не поверит, не поймет он меня, хотя и признанный гениальным. Решусь на это лишь в крайнем случае. Единственная отрада — природа, папиросы, книги. Природа здесь действительно замечательна. Столичный житель поразился бы такой природой, но отверг бы ее как «сельское наслаждение». Огромные луга, покрытые хрустящим снегом, небольшие крестьянские избы, внутри уютные и чистые, снаружи невзрачные, речка, лес...

...Историк... можно заметить, что этот человек в высшей степени некультурный и невежественный. Сам он знает крохи, которые недостаточны не только для педагога, но недостаточны и для учащегося средней школы. Он (историк) любит поразить класс, поставив ученику за отличный ответ посредственную оценку и наоборот. Он же преподает черчение. Второй тип некультурного преподавателя представляет из себя преподавательница химии и анатомии. Эта преподавательница с высшим образованием, а поэтому она будет больше виновна в невежественности выпускаемых из школы учеников. Она хочет показать себя умной, но все видят ее глупость, хочет блеснуть речью, но блещет невежеством, и, наконец, эти «милые» качества дополняются хитростью.

...Вчера получил письмо от брата. Он сообщает, что АВ. и В.Г. с А. последовали за мужьями. Ненасытные звери, неужели вам мало жертв? Уничтожайте, грабьте, убивайте, но помните, что час расплаты настанет43.

292

ДЕТИ ГУЛАГА 1918-1956

...Подхалимство, ложь, клевета, склоки, сплетни и прочие дрязги процветают. А почему? Потому что народ — низок? Нет. Потому, что низка кучка негодяев, держащая власть в своих руках. Если бы человек, заснувший летаргическим сном лет 12 тому назад, проснулся, он был бы просто поражен переменами, произошедшими за это время. Старого руководства он не нашел бы. Он увидел бы в правительстве безусых глупцов, ничего не сделавших для победы революции, или пожилых негодяев, продавших за собственное благополучие товарищей. Он не увидел бы «бывших» легендарных командиров Красной Армии, он не увидел бы строителей и организаторов революции, не увидел бы талантливых писателей, журналистов, инженеров, артистов, режиссеров, дипломатов, политических деятелей и т. д. Все новое: и люди, и отношения между ними и противоречия, и, наконец, сама страна. Все изменило свой прежний облик. Но к лучшему ли? Внешне, да. Существенно, нет. Подхалимов уважают, клеветников внешне бичуют, а действительно боятся, негодяи в моде. Тысячи людей несчастны. Тысячи людей озлоблены сильно, до жуткости. И это озлобление прорвется и огромною волною смоет всю эту грязь вон. Счастье восторжествует. Все это несколько абстрактно. Обрисую конкретнее действительность. Все, собственно, началось с 1934 г. с 1 декабря. В этот день был убит неким Николаевым СМ. Киров. Убийца был связан с Зиновьевым, Каменевым и др., организовавшими Московский и Ленинградский антисоветские центры. Их судили. Судили жестко и открыто. Им предъявили, надо сказать, довольно тяжелые обвинения. А именно. Их обвинили в желании восстановить капитализм в СССР, в поджогах, убийствах, диверсии, шпионаже и т.д. Народ «требовал» смерти виновных. Несомненно, что он требовал под чьим-то давлением. Под чьим, неизвестно!? Представляю себе состояние подсудимых. Все они ведь старейшие члены партии, неоднократно ссылались, сидели в тюрьмах, страдали. За что!! За приближение смерти, за погибель от рук тех, за кого они боролись! «Справедливый, правый, суровый» суд установил, что группа ЗИНОВЬЕВА пошла на преступления вследствие «лютой» ненависти к СССР. Но как же они могут питать «лютую» ненависть к народу, за счастье которого они боролись... Как много они могли принести пользы!

...Разгром аппаратов НКТП, НКПП, НК связи и др. И снова процесс. Процесс «антисоветского троцкистского центра» в составе Пятакова, Радека, Сокольникова, Серебрякова. А также обвиняются некоторые другие, среди которых надо отметить Лившица, Дробниса, Муралова и др. Им уже предъявлены еще более тяжкие обвинения: государственная измена, шпионаж, диверсии, вредительство, террор и т. д. И снова прежнее требование народа расстрела (конечно под иксовым давлением), газетная шумиха, полнейшее лицемерие. Показания подсудимых были проникнуты раскаянием, однако суд этого не учел. Обвинял Вышинский, прокурор СССР. Приговор — снова расстрел всем за исключением Радека, Сокольникова, Строилова, Арнольда. Почему оставили Радека? Вероятно, этот вопрос стоял перед многими. Разрешение его одно — они испугались убить такую личность, такой ум. За процессом потянулось время, еще более ужасное своими событиями. Достаточно сказать, что вплоть до 1938 г. были арестованы такие люди как Бухарин, Рыков, Угланов, Рудзутак, Анти-пов, Бубнов, Пятницкий и много других наркомов (почти всех ответственных работников, инженеров и т. д.) События ужасающие! Арестована вся прежняя верхушка партии и правительства. А старые друзья арестованных, страхуясь, кричат: «Смерть врагу народа», «Смерть шпионам» и т. д. И все это носит название справедливости!

ГЛАВА II. ЕЖОВ —БЕРИЯ. ПРЕДВОЕННЫЕ РЕПРЕССИИ. 1937-1941 год (первое полугодие)     293

Поразительно. Кучка сытых, зажиревших людей нагло правит государством, 90% населения которого — несчастные люди. Молчалинство, хлестаковщина, лицемерие и т.д. процветают. Под видом общего прогресса скрывается упадок морализма в нашей стране. Очень хочется воскликнуть:

Долго ль русский народ Будет рухлядью господ? И людями, как скотами, Долго ль будут торговать!

Меня, собственно, заставили пойти по антисоветской дорожке. Может быть, все, что я описал, ложь. Но я вынужден смотреть на эти вещи с особой точки зрения, с точки зрения человека, ненавидящего существующие порядки.

Я, быть может, и остался бы честным, работоспособным тружеником, если бы Сталин, Ежов, к которым я обращался за помощью, помогли мне. Но счастливый глух к добру.

МОРОЗ

Архив УФСБ по г. Москве и Московской обл. Следственное дело Мороза Владимира Григорьевича. Лл. 1-2, 6-10, 19-20, 23-24, 32-34, 45, 47-48.

№ 161

ДОКЛАДНАЯ ЗАПИСКА НАЧАЛЬНИКА ОТК НКВД СССР Л.М. ЯЦКЕВИЧА В НАРКОМПРОС РСФСР И ДТК ВЦИК

29 апреля 1938 г. г. Москва Секретно № 1672947

ЗАМЕСТИТЕЛЮ НАРОДНОГО КОМИССАРА ПРОСВЕЩЕНИЯ РСФСР тов. ЛИХАЧЕВУ

ПРЕДСЕДАТЕЛЮ ДЕТКОМИССИИ ПРИ ВЦИКе тов. СЕМАШКО

Отдел Трудовых Колоний НКВД СССР располагает данными, свидетельствующими о плохой работе по патронированию детей и руководстве детдомами Воронежского ОблОНО. Так например, в Ведугском районе, с. Меловатка на патронате у гр-ки ПЛОТНИКОВОЙ находятся двое детей: ГИРЧЕВЫ Анна 13 лет и Иван 7 лет. Сама ПЛОТНИКОВА бывшая монашка Воронежского монастыря. Вышеуказанных детей она приучает молиться и разучивать молитвы.

В этом же селе у ВИНОКУРОВА М.С. имеется патронируемый ребенок Дмитрий 5 лет. Кроме этого у него имеется 4 чел. своих детей, и этот патронируемый сирота ходит зимой босиком.

В селе Н<ижняя> Ведуга у гр-на КИСЕЛЕВА О.В. находится на патронате две девочки ИВАНЬШИНЫ Прасковья 11 лет и Евдокия 8 лет. Кроме патронируемых у него имеется своих трое детей. Патронируемые дети оборванные, неумытые, смены белья не имеют, и во время стирки белья ребенок вынужден сидеть абсолютно голый. В помещении грязь, дети иногда спят вместе с телятами.

Не лучше обстоит дело и с сиротами, находящимися на патронате в колхозе «Пробуждение» Никольского сельсовета. Имеется сирота ГЛАДКИХ И.И., у него одна пара белья, которую никогда с себя не снимает, в результате — вшивость. Квартиры ребенок не имеет, живет вместе с чесоточными лошадьми и

294

ДЕТИ ГУЛАГА 1918-1956

питается на свинарнике теми продуктами, которыми кормят свиней и когда он подавал в правление колхоза заявление об оказании ему помощи, то председатель колхоза не обратил на это никакого внимания.

Учитель Старо-Ведугской НСШ ЯГОДНИЦЫН И.П. имел в своем хозяйстве 16 голов разного скота, на протяжении более трех лет эксплоатировал на работе в своем хозяйстве 13-летнего сироту ШИШКИНА Филиппа, за свой непосильный труд мальчик получал от ЯГОДНИЦЫНА 10 руб. в месяц; обуви и одежды не имеет, спит вместе с телятами, питается очень плохо, не посещает школы. Об этом знает сельсовет, но никаких мер не принимает.

Состояние отдельных детдомов по Воронежской области явно неблагополучно. Например:

Стадницкий школьный детдом Н<ижне>-Ведугского района, находится в тяжелом состоянии. В начале марта м-ца ОблОНО не переводило средств на содержание детей, замест. завед. детдомом по политчасти вынужден был 10 марта ходить по селу Н<ижней> Ведуге и собирать деньги, для того чтобы приобрести 150 кгр. хлеба, а дети полдня сидели без хлеба.

Вторично 21/Ш с. г. детдом прислал своего представителя в районный центр за хлебом, но деньги переведены не были и в выдаче хлеба было отказано вторично. Только после вмешательства Пред. РИКа хлеб детдому был выдан.

В помещении детдома неуютно, холодно, дети ходят греться к рабочим, которые живут на территории детдома, или в село в колхозные дома. Питьевой кипяченой водой общежитие не обеспечено. За отсутствием топлива баня регулярно не проводится, в силу чего у детей появляются насекомые. Дети ходят в рваных пальто и худых ботинках. Некоторые дети занимаются пьянством, ребята неприлично ругаются даже в присутствии воспитателей, которым они дали различные клички.

Воспитательский состав детдома настроен демобилизационно, и ждут удобного момента уйти с работы.

В Писаревском школьном детдоме Острогожского района не все дети охвачены трудовым процессом, помещение кухни содержится в антисанитарном состоянии, потолок обвалился, пароотвод отсутствует, умывальников нет, дети умываются из ведра.

Оборудование детдома недостаточно, многие детские кровати поломаны, стульев не хватает, в столовой дети принимают пищу стоя.

Клуб совершенно не оборудован, нет ни одного стула, дети во время спектакля сидят на полу.

В Хреновском школьном детском доме, Р<ождественско>-Хавского района, вместо 100 чел. детей находится 121, вследствие недостачи кроватей 21 чел. спят по двое. Постельного и нательного белья и верхней одежды недостаточно, а имеющееся белье ветхое.

Столовая находится в полуподвальном помещении, темная, сырая и тесная. Продуктовая кладовая в антисанитарном состоянии, мясо ничем не покрывается, соль лежит на грязном полу, хлеб сложен вместе с шерстью.

Медицинское обслуживание плохое, имеется пять человек детей, больных гриппом, которые лежат вместе с здоровыми.

Обслуживающим персоналом детдом не укомплектован.

Аналогичные случаи имеют место и в ряде других детдомов Воронежской области.

Все изложенное сообщаем Вам для принятия необходимых мер.

НАЧАЛЬНИК ОТК НКВД СССР ЯЦКЕВИЧ ГАРФ. Ф. Оп. 3. Д. 42. Лл. 10-11. Подлинник. Машинопись.

ГЛАВА II. ЕЖОВ —БЕРИЯ. ПРЕДВОЕННЫЕ РЕПРЕССИИ, 1937-1941 год (первое полугодие)     295

№ 162

ИЗ ПИСЕМ В.И. УБОРЕВИЧ К Е.С. БУЛГАКОВОЙ

2. VII. 63 г.

...5-го сентября 1937 года в Астрахани был хороший теплый вечер. К маме зашли Сая Якир и ее сестра — Миля. Сидели они во дворе под деревьями, когда в калитку зашел военный. Мама сказала: «Это за мной». И пошла встречать в дом «гостя». При аресте и обыске полагается присутствие понятых. Насколько мне помнится, Сая и Миля стали таковыми и потому единственно их двоих арестовали в Астрахани не 5-го, а 15-го.

...И вот мама поцеловала меня напоследок, еще раз спросила, что будет с дочерью, и ее увезли на маленькой легковой машине. Через короткое время эта машина вернулась и повезла меня. Я не помню, плакала ли я. Кажется, нет. Уже в 10-м часу меня подвезли к высокому забору. На калитке было написано «Детприемник». Во дворе слева были какие-то здания, а справа стоял отдельный особнячок, в который меня и ввели. Каково же было мое изумление и радость, когда я увидела там Ветку Гамарник, Светлану Тухачевскую, Славку Фельдмана из 3 кв. на 5-м Ржевском. Кроме них, там оказалось еще 6 детей разных возрастов от 5 класса и до 3 лет, — детей, нам не знакомых (детей работников НКВД). Прожили мы в детприемнике всего 17 дней. Оторваны мы были, т. е. изолированы от мира совершенно. К нам не подпускали других детей, нас не подпускали даже к окнам. К нам никого не пускали из близких...

На свободе был только Петька Якир, ваш герой и моя и Веткина любовь.

Петька вел себя вызывающе, через воришек передавал нам варенье и папиросы, ломался перед окнами и, наконец, 15-го появился, т. е. прибыл к нам, чему мы были страшно рады. Мальчиком он был очень живым, болтливым, все знал, все ведал. Мне и Ветке тогда было по 13 лет, Петьке 15, Свете Т. и ее подруге Гизе Штейнбрюк по 15. Остальные все младше. Были две крошечки Ивановы 5 и 3 года. И маленькая все время звала маму. Было довольно-таки тяжело. Мы были раздражены, озлоблены. Чувствовали себя преступниками, все начали курить и уже не представляли для себя обычную жизнь, школу.

В последний день перед отъездом вызвали Петьку и увезли куда-то. Мы заявили, что без него не поедем, собирались объявить голодовку, но нам сказали, что везут нас к нашим матерям, что Петька тоже будет с нами, и мы поверили. 22-го вечером нас посадили на грузовик и через весь город повезли на вокзал. Помню, что вечер был упоительный, город весь в зелени, красивый и теплый. Мы ехали, развалясь на вещах, курили и смотрели на этот безмятежный мир, пожалуй, с презреньем и горечью.

Мы не ломались ни перед собой, ни перед друг другом. Просто что-то сломалось, мы понимали, что мы выброшены из этого «нормального» мира. Не знаю точно, что с нами было, но из колеи мы здорово выбились.

Двое провожающих везли нас несколько суток через Уральские горы в г. Свердловск. Я очень хорошо запомнила пологие горы, покрытые осенними лесами, золотые, красивые, оранжевые и зеленые леса. Путь был очень красив. В каких-то городах мы останавливались и тогда всей компанией отыскивали местную тюрьму, считая, что именно в ней по пути следования находится Петр. Все это были наши романтические выдумки. В это время Петру устроили следствие и дали 5 лет исправительно-трудовых лагерей. Его маршрут был другим.

Итак, 27 сентября, в Веткин день рождения, поздно вечером мы приехали в холодный город Свердловск. Пока нам доставляли машину, наши мальчики достали где-то бутылку вина, а один мальчик где-то купил даже финку. В грузовике (крытом) по дороге за город мы справили Веткино 13-летие.

296

ДЕТИ ГУЛАГА 1918-1956

Привезли нас в детдом под Свердловском в поселке Нижне-Исетск. Привели нас в столовую, где по стенам стояли столы с перевернутыми на них стульями. Вышел к нам старенький директор и объявил нам, что никаких матерей мы здесь не увидим, и что мы в детдоме.

* * *

3.VI. 63г.

...Труднее всего в детдоме жилось первый год. Меня очень обижали мальчики. Когда мы приехали, мне посыпались от этих лихих кавалеров записки, а потом начались преследования. Очень я их боялась. Девочки тоже были странные. В 6-м классе заводили себе альбомы со стихами, сердцами, пронзенными стрелами, наигрывали на гитаре и переписывались с мальчишками. А главное, воровали у нас все и, если не могли спрятать, бросали в уборную. Мы сначала жили изолированно, а потом влились в этот «здоровый» коллектив. Все это были беспризорные дети, у большинства которых родители были раскулачены, погибли на лесозаготовках или от голода. Нас прислали в детдом «перевоспитывать», но теперь я вижу, что (нас было всего человек 30 — детей репрессированных из Горького, Астрахани, Владивостока, а всего в детдоме 330 человек) наше влияние в детдоме было сильнее.

От мамы из лагеря я получала письма, чудные письма, написанные очень убористо, чтобы больше сказать. Если бы мне достать эти письма! К сожалению, с памятью у меня плохо с тех лет. Кое-что помню, а остальное сплошной туман. Ветка и Светлана помнят гораздо больше, а я всю жизнь живу не событиями, а настроениями.

Очень интересно, что об одном событии я насмерть забыла. В детском доме в Ленинские дни (в январе) я стояла в почетном карауле. И вот я написала маме в лагерь письмо, в котором рассказывала, что, стоя в такую торжественную минуту, чувствовала, что стою у папиного гроба, и еще что-то подобное...

Итак, 5 лет я провела в Нижне-Исетске под Свердловском. Из них 4 — в детдоме, а один — самостоятельно. Началась война, и нас из детдома выпустили, хотя мы и были там «до особого распоряжения НКВД».

Архив МИЛО «Возвращение». Машинописная копия. № 163

ПРИКАЗ НАРКОМА ВНУТРЕННИХ ДЕЛ СССР № 00309 «ОБ УСТРАНЕНИИ НЕНОРМАЛЬНОСТЕЙ В СОДЕРЖАНИИ ДЕТЕЙ РЕПРЕССИРОВАННЫХ РОДИТЕЛЕЙ»

20 мая 1938г. г. Москва Сов. Секретно

Народным Комиссарам внутренних дел УССР, БССР и Казахской ССР Народным Комиссарам автономных республик Начальникам Управлений НКВД краев и областей РСФСР

В детских домах системы Наркомпроса, где размещены дети репрессированных врагов народа, имеют место грубейшие политические извращения в деле содержания и перевоспитания детей репрессированных родителей. Извращения эти являются результатом того, что Наркомпросы не занимаются этими детдомами, а НКВД союзных республик совершенно недопустимым образом выпустили из своего поля зрения эти важнейшие объекты.

ГЛАВА II. ЕЖОВ —БЕРИЯ. ПРЕДВОЕННЫЕ РЕПРЕССИИ. 1937-1941 год (первое полугодие)     297

Делу правильного политического воспитания этих детей и сохранения здоровой советской обстановки в указанных детдомах не уделяют почти никакого внимания, в результате чего в ряде детских домов имеет место враждебное отношение к детям репрессированных, переходящее в случаи прямого издевательства над ними.

Одновременно в ряде детских домов детям репрессированных родителей создают в сравнении с остальными детьми детдомов особые привилегированные условия в части питания, одежды, режима и т. д., выделяя на эти цели дополнительные ассигнования сверх бюджета, что совершенно недопустимо.

Среди детей репрессированных родителей имеют место антисоветские, террористические проявления. Воспитанники Горбатовского детдома Горьковской области Вайскопф, Келлерман и Збиневич арестованы за проявления террористических и диверсионных намерений, как актов мести за репрессированных родителей.

Воспитанники Нижне-Исетского детдома Свердловской области Тухачевская, Гамарник, Уборевич и Штейнбрюк высказывают к.-р. пораженческие и террористические настроения. Для прикрытия своей к.-р. деятельности вступили в комсомол. Указанная группа детей проявляет террористические намерения против вождей партии и правительства в виде акта мести за своих родителей44.

Воспитанники Черемховского детдома Иркутской области Степанов, Грундэ, Казаков и Осипенко за антисоветские выступления арестованы органами НКВД.

В Федоровском детдоме Кустанайской области Казахской ССР имеют место массовые побеги детей репрессированных родителей. Дети не занимаются, так как их избивают школьники хулиганы. Наблюдаются массовые дебоши. Дети репрессированных Кучина и Степанова были изнасилованы взрослыми воспитанниками. В столовой детдома на 212 детей имеется всего 12 ложек и 20 тарелок. В спальне — один матрац на три человека. Дети спят в одежде и обуви.

В Борковском детдоме Калининской области воспитанники старшей группы изнасиловали двух 8-летних воспитанниц детдома. Воспитатели этого дома в виде наказания заставляют воспитанников избивать друг друга.

Во многих детдомах детей репрессированных называют троцкистами, преследуют, рассматривая их, как врагов.

ПРИКАЗЫВАЮ:

Первое — немедленно обеспечить оперативное, агентурное обслуживание детских домов, в которых содержатся дети репрессированных родителей.

Второе — своевременно вскрывать и пресекать всякие антисоветские, террористические намерения и действия, в соответствии с приказом НКВД № 00486.

Третье — одновременно обеспечить правильный режим питания детей репрессированных, своевременно пресекая имевшие место издевательства над детьми, также попытки воспитательского состава детдомов создавать враждебную обстановку вокруг детей репрессированных.

Устранить привилегированное положение, созданное в некоторых домах для детей репрессированных родителей в сравнении с остальными детьми.

Четвертое — проверить руководящий состав и кадры воспитателей детдомов, очистив их от непригодных работников.

Обсудите все вопросы, связанные с содержанием детей репрессированных родителей в ЦК нацкомпартий, крайкомах и обкомах ВКП(б).

Предупреждаю о Вашей личной ответственности за состоянием обслуживания детей репрессированных родителей.

О всех принятых Вами мерах донесите лично.

Заместитель Народного комиссара внутренних дел СССР

комкор М. ФРИНОВСКИЙ ГАРФ. Ф.9401. On. 1а. Д.20. Лл. 199-199 об. Типографский экз.

298

ДЕТИ ГУЛАГА 1918-1956

№ 164

ЦИРКУЛЯР НАРОДНОГО КОМИССАРА ВНУТРЕННИХ ДЕЛ СОЮЗА ССР № 106 НАРОДНЫМ КОМИССАРАМ СОЮЗНЫХ И АВТОНОМНЫХ РЕСПУБЛИК, НАЧАЛЬНИКАМ УНКВД КРАЕВ И ОБЛАСТЕЙ «О ПОРЯДКЕ УСТРОЙСТВА ДЕТЕЙ РЕПРЕССИРОВАННЫХ РОДИТЕЛЕЙ В ВОЗРАСТЕ СВЫШЕ 15 ЛЕТ»

20 мая 1938 г. г. Москва

В дополнение к приказу НКВД СССР № 00486 от 15 августа 1937 г. в части размещения детей старше 15 лет, родители которых осуждены Военной коллегией и Военным трибуналом по первой и второй категориям — предлагается руководствоваться следующим:

1. Дети репрессированных родителей от 15 до 17 лет включительно, не внушающие своим поведением социальной опасности, не проявляющие антисоветских, реваншистских настроений и действий, при наличии родственников (не репрессированных) могут быть переданы последним на полное их иждивение. В этих случаях оформление опеки производится в соответствии с циркуляром НКВД № 4 от 7 января 1938 года.

2. При отсутствии родственников, изъявляющих желание взять детей репрессированных родителей на опеку, детей в возрасте от 15 до 17 лет — учащихся, следует помещать в детские дома в пределах области, края, республики (за исключением мест, где были репрессированы их родители), дав им возможность окончить среднее учебное заведение. Направление таких детей в детдома Управления НКВД производят самостоятельно по согласованию с местными органами Наркомпроса. На начальников Управлений НКВД возлагается ответственность за создание необходимых условий для окончания учебного заведения указанной категории детей.

3. Дети репрессированных родителей старше 15 лет — не учащиеся, подлежат трудоустройству на предприятиях и учреждениях в пределах области (кроме городов, в которых репрессированы их родители) и за исключением предприятий и учреждений оборонного значения.

4. Установить агентурное наблюдение за указанным контингентом детей репрессированных родителей, своевременно вскрывая и пресекая антисоветские, террористические настроения и действия.

5. Социально опасные дети, проявляющие антисоветские и террористические настроения и действия, должны предаваться суду на общих основаниях и направляться в лагеря по персональным нарядам ГУЛАГа НКВД.

6. Начальнику ГУЛАГа дивинтенданту тов. Плинер дать соответствующее указание о порядке содержания в лагерях указанного контингента детей репрессированных родителей.

7. О детях репрессированных родителей старше 15 лет, трудоустроенных или определенных на учебу, УНКВД сообщает списком в АХУ НКВД СССР.

8. Вывод детей репрессированных родителей из детских домов (как переростков или за окончанием учебы) без специального указания АХУ НКВД СССР — не производить.

Заместитель Народного комиссара внутренних дел СССР

комкор М. ФРИНОВСКИЙ ГАРФ. Ф.9401. On. 1а. Д.29. Лл.28-28 об. Типографский экз.

ГЛАВА II. ЕЖОВ —БЕРИЯ. ПРЕДВОЕННЫЕ РЕПРЕССИИ. 1937-1941 год (первое полугодие)     299

№ 165

ДОКЛАДНАЯ ЗАПИСКА НАЧАЛЬНИКА ОТК

НКВД СССР Л.М. ЯЦКЕВИЧА В НАРКОМПРОС РСФСР

ПРЕДСЕДАТЕЛЮ ДЕТКОМИССИИ ВЦИК Н.А. СЕМАШКО

29 июня 1938 г. г. Москва Секретно № 1681984/с

По имеющимся у нас данным, ряд детдомов Архангельской области находится в крайне запущенном состоянии.

В Котласском р-не в детдомах дети ходят грязные и оборваные, отсутствуют кровати и постельные принадлежности, процветают драки и хулиганство. Проводивший обследование детдомов города Сольвычегодска уполномоченный Архангельской обл. ЧИРУХИН реальных мер к устранению существующих безобразий не принял. В Карагопольском р-не детдома находятся в антисанитарном состоянии, дети также плохо одеты, не учатся и предоставлены самим себе. Отсутствует элементарное оборудование (вешалки, умывальники, табуретки, тумбочки и т. д.) Вследствие бесхозяйственности инвентарь для занятия ребят разумным развлечением разрушен. Питание плохое. Воспитатели не пользуются авторитетом и беспомощны в принятии каких-либо мер. А местные РИК и РОНО никаких мер к налаживанию воспитательной работы и устранению безобразий не принимают.

Аналогичное положение наблюдается в детдомах Нижне-Печерского и др. районов.

В результате такого положения воспитанники детдомов партиями бегут в город и становятся на путь беспризорничества.

С открытием навигации в мае месяце наблюдается увеличение поступления детей в приемники-распределители области за счет этого контингента.

Сообщаю Вам о вышеизложенном для принятия соответствующих мер.

НАЧАЛЬНИК ОТК НКВД СССР ЯЦКЕВИЧ ГАРФ. Ф. 5207. Оп. 3. Д. 42. Л. 30. Подлинник. Машинопись.

№ 166

ПРИКАЗ НАРОДНОГО КОМИССАРА ВНУТРЕННИХ ДЕЛ СССР И НАРОДНОГО КОМИССАРА ПРОСВЕЩЕНИЯ РСФСР № 0144 «О ПОРЯДКЕ ВЫПУСКА И ТРУДОУСТРОЙСТВА ПЕРЕРОСТКОВ -ДЕТЕЙ РЕПРЕССИРОВАННЫХ РОДИТЕЛЕЙ»

3 августа 1938 г. г. Москва Секретно

Народным комиссарам внутренних дел союзных и автономных республик. Начальникам УНКВД краев и областей.

Народным комиссарам просвещения автономных республик РСФСР и Заведующим край-Облоно.

Устанавливается следующий порядок выпуска и трудоустройства из детдомов переростков — детей репрессированных родителей:

300